До той поры в душевной глубине

      Мы не прощались так бесповоротно.

      Мы были с ними как бы наравне,

      И разделял нас только лист учетный.

      Мы с ними шли дорогою войны

      В едином братстве воинском до срока,

      Суровой славой их озарены,

      От их судьбы всегда неподалеку.

      И только здесь, в особый этот миг,

      Исполненный величья и печали,

      Мы отделялись навсегда от них:

      Нас эти залпы с ними разлучали.

      Внушала нам стволов ревущих сталь,

      Что нам уже не числиться в потерях.

      И, кроясь дымкой, он уходит вдаль,

      Заполненный товарищами берег.

      И, чуя там сквозь толщу дней и лет,

      Как нас уносят этих залпов волны,

      Они рукой махнуть не смеют вслед,

      Не смеют слова вымолвить. Безмолвны.

      Вот так, судьбой своею смущены,

      Прощались мы на празднике с друзьями

      И с теми, что в последний день войны

      Еще в строю стояли вместе с нами;

      И с теми, что ее великий путь

      Пройти смогли едва наполовину;

      И с теми, чьи могилы где-нибудь

      Еще у Волги обтекали глиной;

      И с теми, что под самою Москвой

      В снегах глубоких заняли постели,

      В ее предместьях на передовой

      Зимою сорок первого; и с теми,

      Что, умирая, даже не могли

      Рассчитывать на святость их покоя

      Последнего, под холмиком земли,

      Насыпанным нечуждою рукою.

      Со всеми – пусть не равен их удел, —

      Кто перед смертью вышел в генералы,

      А кто в сержанты выйти не успел:

      Такой был срок ему отпущен малый.

      Со всеми, отошедшими от нас,

      Причастными одной великой сени

      Знамен, склоненных, как велит приказ, —

      Со всеми, до единого со всеми

      Простились мы. И смолкнул гул пальбы,

      И время шло. И с той поры над ними

      Березы, вербы, клены и дубы

      В который раз листву свою сменили.

      Но вновь и вновь появится листва,

      И наши дети вырастут и внуки,

      А гром пальбы в любые торжества

      Напомнит нам о той большой разлуке.

      И не затем, что уговор храним,

      Что память полагается такая,

      И не затем, нет, не затем одним,

      Что ветры войн шумят, не утихая.

      И нам уроки мужества даны

      В бессмертье тех, что стали горсткой пыли.

      Нет, даже если б жертвы той войны

      Последними на этом свете были, —

      Смогли б ли мы, оставив их вдали,

      Прожить без них в своем отдельном счастье,

      Глазами их не видеть их земли

      И слухом их не слышать мир отчасти?

      И, жизнь пройдя по выпавшей тропе,

      В конце концов у смертного порога,

      В себе самих не угадать себе

      Их одобренья или их упрека?

      Что ж, мы – трава? Что ж, и они – трава?

      Нет. Не избыть нам связи обоюдной.

      Не мертвых власть, а власть того родства,

      Что даже смерти