Через девять дней императора Александра Второго взорвали.

      Через месяц Виктор стоял в толпе на Сенатской площади и смотрел, как вешают Желябова, Кибальчича, Перовскую… Черные башлыки на головах скрывали искаженные лица и вывалившиеся языки, из-под висельных балахонов торчали судорожно дергающиеся ноги. Некрасивое зрелище.

      – Паскуды, – тяжело сказал вдруг стоящий рядом бородатый человек в сермяжном кафтане. – Какие паскуды, прости Господи… Трижды повесить, и то мало. Отца нашего убили.

      Он яростно сплюнул. Виктор не сразу понял, что бородач имел в виду императора.

      – Да уж, – пробормотал он и начал пробираться сквозь толпу.

      В тот вечер он долго стоял на Гребном канале. От Невы тянуло сыростью, хотя вечер был теплый. Кутаясь в пальто, Виктор соображал, что делать дальше. В конце концов, он достал тетрадку Желябова, порвал в мелкие клочья и бросил в реку.

      Пожалуй, партия ему не нужна. Он сам себе партия. А за «Народную волю» сейчас возьмутся так, что держаться от нее надо подальше.

      Зато партийная касса очень даже пригодится. Убить императора – дело непростое, дорогостоящее…

      Глава первая

      Отставной гусарский поручик Сергей Васильевич Белозеров имел от роду двадцать пять лет и был прирожденным воякой. Прежде всего, знатно рубился на саблях. Стрелял так, что полковой командир ставил в пример всему личному составу. И, наконец, ни черта не боялся. Покойный батюшка, офицер Крымской войны, раз и навсегда, еще в кадетской юности Сергея, доступно объяснил, что двум смертям не бывать, а одной не миновать. Для офицера же смерть за Отечество – участь наидостойнейшая. На земле будут помнить, на небе зачтется… Так чего трусить? Сергей и не трусил. В любом обществе держался с достоинством и на маневрах всегда рвался вперед, рискуя даже сломать конный строй.

      Больше всего на свете поручик Белозеров любил женщин и лошадей. Целуя кареглазую кобылу Фиалку в бархатную теплую морду, он был счастлив. Впрочем, впиваясь в сочные губы купеческой вдовы Феодоры Спиридоновны Подопригоры, он радовался тоже… Лошади и женщины отвечали ему полной взаимностью. Да и как не любить высокого широкоплечего молодца с пышными усами и густой пшеничной шевелюрой? С большими синими глазами, смотрящими на мир открыто и весело? Красавцем его, может, никто бы и не назвал, но в грубоватом лице, отмеченном добротой и хитринкой, было нечто, заставлявшее мужчин завидовать, а женщин вздыхать.

      Как же получилось, спросите вы, что такой многообещающий гусар вышел в отставку, толком и не послужив? Двадцать пять лет, предрасцветная пора жизни, – а мундир с