…Старцев ждал, и точно лунный свет подогревал в нем страсть, ждал страстно и рисовал в воображении поцелуи, объятья (А. Чехов, Ионыч).

      И вдруг светлая мысль мелькнула в голове Темы: отчего бы ему не умереть?! Ему даже как-то весело стало от мысли, какой эффект произвело бы это. Вдруг приходят, а он мертвый лежит… Конечно, он виноват… но он умрет и этим вполне искупит свою вину. И это, конечно, поймут и отец и мать, и это будет для них великим укором! (Н. Гарин-Михайловский, Детство Темы).

      И он представлял себе, как его приносят домой из реки, мертвого, волосы его совсем мокрые… И вот она бросается на его тело, слезы ее льются рекою, уста молят Бога вернуть ей ее мальчика, которого она больше никогда, никогда не будет обижать! Но он лежит перед нею холодный и бледный, не подавая признаков жизни, – бедный маленький страдалец, испивший до конца чашу скорби! Том так расчувствовался, представляя себе эти грустные картины, что едва сдерживался от рыданий (М. Твен, Похождения Тома Сойера).

      Освободясь от деловых забот, Обломов любил уходить в себя и жить в созданном им мире… Он любил вообразить себя иногда каким-нибудь непобедимым полководцем, перед которым не только Наполеон, но и Еруслан Лазаревич ничего не значит; выдумает войну и причину ее: у него хлынут, например, народы из Африки в Европу, или устроит он новые крестовые походы и воюет, решает участь народов, разоряет города, щадит, казнит, оказывает подвиги добра и великодушия. Или изберет он арену мыслителя, великого художника: все поклоняются ему; он пожинает лавры; толпа гоняется за ним, восклицая: «Посмотрите, посмотрите, вот идет Обломов, наш знаменитый Илья Ильич!» (И. Гончаров, Обломов).

      …Ничто