«Не делайте неправды на суде; не будь лицеприятен к нищему и не угождай лицу великого; по правде суди ближнего твоего». Лев 19, 15. «За то и Я сделаю вас презренными и униженными перед всем народом, так как вы… лицеприятствуете в делах закона». Мал 2, 9.

Слово «социальный» полностью меняет значение любого термина, к которому его прибавляют (справедливости, защиты, демократии и т. п.). Другие прилагательные, которые используются для того, чтобы замаскировать действительность и приукрасить ее, это, к примеру, «народный» (часто употребляется с существительным «демократия») или «естественный». Американцы употребляют выражение weasel words (обтекаемые фразы), когда говорят о словах, которые используются для семантического обмана граждан, поскольку позволяют смело употреблять нравящиеся людям слова (например, «справедливость» и «демократия») в значении, прямо противоречащим их стандартному смыслу. Термин weasel word (горностаевое слово) восходит к известным строкам Шекспира, отсылающим к способности мелких хищников семейства куньих (в том числе ласки и горностая) высасывать содержимое яйца, не повреждая скорлупы. (“I can suck melancholy out of a song, as a weasel sucks eggs.” As You Like It, The Riverside Shakespeare [Boston: Houghton Miffl in, 1974], 2.5.11, p. 379. [В русском переводе «Как вам это понравится», сделанном Т. Щепкиной-Куперник, по крайней мере в последних изданиях, вместо горностая (или ласки) почему-то фигурирует ласточка: «Я умею высасывать меланхолию из песен, как ласточка высасывает яйца». – Перев.) Подробнее об этом см. гл. 7 книги Хайека «Пагубная самонадеянность». Другой термин, подвергшийся порче, это солидарность – в наши дни его используют как алиби для государственного насилия, которое считается оправданным, если применяется якобы ради «помощи» угнетенным. Однако традиционно «солидарность» означала нечто совсем иное: взаимодействие людей, возникающее в ходе стихийного социального процесса, мотором которого выступает предпринимательство. Слово «солидарность» происходит от латинского solidare (спаять или объединить) и, согласно Словарю Королевской Академии испанского языка, означает «обусловленное обстоятельствами присоединение к предприятию, инициаторы которого – другие люди». Таким образом, рынок в нашем определении представляет собой квинтэссенциальный механизм солидарности или же систему солидарности людей. В этом смысле, нет ничего более противоположного солидарности, чем попытка насильно ввести сверху некие принципы «солидарности», столь же близорукие, сколь и ангажированные. Кроме того, проблема перманентного неведения регулирующих органов неизбежно затрагивает и тех, кто понимает солидарность строго как помощь нуждающимся; эта помощь будет неэффективной и ненужной, если ее будет оказывать государство, а не отдельные люди, заинтересованные в том, чтобы добровольно помогать другим. Нам очень приятно, что Иоанн Павел II в энциклике Centesimus Annus, не просто говорит, что рынок «образует длинную цепь солидарности» (гл. 4, разд. 43: 3 [в русском переводе употреблено слово «соработничество». – Перев.]), но и утверждает, что «нужду лучше распознает и удовлетворит тот, кто ближе к ней и действует как ближний», а также выступает с критикой «государства социальной помощи»: «Вмешиваясь прямо и лишая общество ответственности, государство социальной помощи приводит к тому, что люди работают хуже, зато расходы страшно растут, и все больше учреждений, где царит скорее бюрократия, чем забота о человеке». (гл. 5, разд. 48: 5).

Лучшая критика ложного понятия социальной справедливости принадлежит Хайеку. См.: F. A. Hayek, The Mirage of Social Justice, vol. 2 of Law, Legislation and Liberty [Хайек Ф. Мираж социальной справедливости // Хайек. Право, законодательство и свобода. С. 165–318].