Артур вразвалку спускался по лестнице. Он торопился, а когда Артур торопится, он вихляет из стороны в сторону так быстро, что начинает пошатываться, а все части его тела словно пытаются разлететься в разные стороны. За исключением, разумеется, его куцего хвоста, который торчит строго вверх. В общем, малоприятное зрелище. Я наблюдала за этой сценой со своего любимого места: лёжа на стоявших в прихожей дедушкиных напольных часах. Оттуда мне прекрасно видны и входная дверь, и стойка регистрации, и лестница, и маленькая гостиная с камином (сейчас он не горит), и бар самообслуживания, где гостям нравится пропустить по стаканчику перед сном, и они иногда отмечают выпитые напитки в списке напротив своего имени, а порой – и не делают этого. Я наблюдаю за всем этим со своего наблюдательного пункта, и у меня есть свои методы по отношению к таким непорядочным посетителям, так что мы до них, может, ещё доберёмся. Что до посетителей, то сейчас он у нас, похоже, всего один. Это господин Лемэр, одевшийся в тёплую зимнюю куртку и расхаживающий взад-вперёд перед расположившейся за стойкой мамой.

      – Здесь у нас масса прекрасных маршрутов для пешего туризма, – сказала мама, протягивая господину Лемэру рекламный проспект. – Чего бы вам хотелось?

      Господин Лемэр рассеянно пролистал брошюру:

      – Меня интересует старый маршрут Сококи. Но здесь я его не вижу.

      Мама надела очки. Модель, которую она носит, называется «кошачий глаз», и это одна из тех вещей, которые делают маму Мамой. Взяв ещё один экземпляр рекламного проспекта, она взглянула на схему маршрутов и кивнула:

      – И впрямь. Может, это из-за того, что старый маршрут Сококи не так-то просто найти. Вот на этом, – она что-то показала гостю на схеме, – маршрут Примроуз, природа там очень похожа, да и сам он…

      – Меня