Запретная правда о русских: два народа. Андрей Буровский
Читать онлайн книгу.
и активно идти в нее не хотели.
Армия Врангеля успешно наступала в Северной Таврии, когда 14 июня 1920 г. 33 белых офицера встретились с 67 вожаками крестьян-повстанцев в деревне Синие Кусты Борисоглебского уезда Тамбовской губернии. На «совещании ста» было решено создать две четко организованные партизанские армии. Фактически создали три армии. Но крестьяне вместе с белыми не выступили.
Только 19 августа 1920 года крестьяне разоружили красный продотряд и разогнали совет в селе Каменка. Так началось Тамбовское восстание. Называя вещи своими именами: когда белые проиграли, крестьяне с кряхтением сами взялись за оружие. Пришлось… К октябрю восстание охватило пять уездов, где были упразднены органы советской власти, перекинулось в Воронежскую губернию, перерезало важные железнодорожные линии и охватило территорию с 3,3 млн населения.
Ведь красные все равно не дали бы покоя крестьянам. Пока шла война с белыми, красным было попросту не до крестьян. Теперь до них тоже дошли руки.
Как могла бы повернуться история России, не будь в Гражданской войне этого фактора: упорного недоверия туземцев к русским европейцам? Говоря откровенно – на этот вопрос даже не хочется отвечать. От одной мысли – до какого маразма мы довели самих себя, двести лет разделяя на две цивилизации свой собственный народ, «мое внутреннее плачет во мне».
После несостоявшихся братаний на насыпях уже можно предположить: русскими называют себя люди двух разных народов. У них разные культуры и даже разные языки… По крайней мере диалекты. Люди этих народов относятся друг к другу так, что опустошительная гражданская война между ними становится все неизбежнее. Скорее всего, это должна быть война на уничтожение – ведь эти два народа все хуже понимают друг друга.
Коммунисты последовательно считали себя «прогрессивными», а крестьян – «отсталыми».
Жестокости Гражданской войны 1918–1922 годов, применение огнеметов и отравляющих веществ к мятежным деревням откровенно не сводятся ни к какой необходимости добиться победы, подчинить, даже к необходимости истребить «ненавистного врага» (то есть целое громадное сословие).
Ужасы коллективизации не больше объясняются рациональными причинами, чем гвозди, вбитые в погоны, или грудные дети на штыках. Люди, которые в октябре, накануне таежной зимы, сбрасывали в низовья сибирских рек баржи с семьями «кулаков», искренне считали себя носителями рационального начала, противопоставляли себя и свою образованность «предрассудкам темного народа».
Московский публицист Ксения Мяло, на мой взгляд, определила очень точно: «Такое впечатление, что сам вид этих длинных юбок, свободных кофт, распоясок, бород, нательных крестов вызывает в городской интеллигенции невероятное раздражение». Очень точно. Сам вид всей этой совершенно нейтральной крестьянской этнографии, сам внешний облик мужика будит ненависть интеллигента 1920—1930-х годов: ненависть инквизитора к не пойманной ведьме, ненависть делателя прогресса, наследника многих поколений таких