Он давно, а я теперь.

      Что я, не такой, как Глесне?

      Надо же! Чужие песни,

      наши дряхлые поверья

      разрядил в павлиньи перья!

      Черт! А я возьми поверь!

      Бездны, пропасти, удары,

      куропатки да орлицы —

      уж такие небылицы,

      что не видно сказки старой

      из-под твоего вранья.

      Кто другой бы так сказал —

      ох ему задал бы я!

      Хоть бы Бог меня прибрал

      раньше, чем тебе родиться!

      Эх! Пропал ты, Пер, пропал…

      Маленькая, перестань!

      Ну, соврал я, ты права —

      и пора развеселиться!

      Ха! Веселье! Сын – свинья!..

      Распухает голова

      от бесстыдного вранья!

      Ведь несчастная вдова

      каждый день выносит беды.

      Вспомни, как жила семья

      в старину, в усадьбе деда.

      Старый Расмус кровью, потом

      капиталы сколотил.

      А отец твой – кем он был?

      Лодырем, пропойцей, мотом!

      Как забрал он деньги эти —

      все дворы перекупил,

      разрядился в пух и прах,

      ездил в золотой карете,

      а на святки, на пирах,

      как к нему нагрянут гости —

      научил при каждом тосте

      кубки в зеркала бросать!

      Что нам прошлогодний снег!

      А тебе бы уж молчать,

      конченый ты человек!

      Погляди на этот дом —

      как он зиму одолеет?

      Окна заткнуты тряпьем,

      и скотина под дождем

      да под снегом околеет.

      Изгородь поднять не мог,

      луг не мог перепахать!

      Я теперь должна в залог

      весь участок отдавать!

      Не тужи. Поможет Бог:

      бросил в бездну – и опять

      выведет на путь прямой.

      Этот путь зарос травой…

      Только ты все нос дерешь

      не ко времени, не к месту…

      Как-то занесло в наш дом

      копенгагенского преста.

      Он с тобой о том, о сем —

      как зовут да как живешь,

      а отцу шепнул потом:

      «Вот клянусь: с таким умом

      да при этакой осанке

      будет Пер ваш королем!»

      Мы ему за это санки

      подарили на проезд!

      Да не только этот прест —

      к нам и пробст, и капитан

      всё наведывались в дом,

      ели до отвала, пили…

      Вывернул Йун Гюнт карман —

      все спустил: и дом, и стол,

      и пошел бродить по селам

      коробейником веселым,

      а назад он не пришел…

      Вздорной стала я и хворой…

      Ну, а ты-то сильный стал!

      Ты бы дело в руки взял,

      был бы другом и опорой…