Я рассчитывал провести у Генри всего несколько дней (уже в понедельник я снова вышел на работу), но в результате остался у него до начала семестра. Я не мог понять, почему Банни говорил, что с ним трудно уживаться. О лучшем соседе нельзя было и мечтать – спокойный, опрятный и почти безвылазно у себя в комнате. Обычно, когда я приходил с работы, Генри дома не было; он никогда не рассказывал мне, где проводит вечера, а я никогда не спрашивал. Но иногда к моему возвращению был готов ужин (в отличие от Фрэнсиса Генри не был изобретательным поваром и готовил только простые блюда – курицу с вареной картошкой и прочую холостяцкую пищу), и мы усаживались за карточным столиком на кухне, ели и разговаривали. К тому времени я уже хорошо уяснил, что лучше не совать нос в его дела, но однажды вечером любопытство взяло верх, и я спросил: “А что, Банни все еще в Риме?”

      Он ответил не сразу.

      – Думаю, да, – сказал он, положив вилку. – По крайней мере, он был там, когда я улетал.

      – Почему он не вернулся вместе с тобой?

      – Не захотел, наверно. Я оплатил жилье до конца февраля.

      – Он взвалил на тебя всю аренду?

      Генри снова помедлил с ответом.

      – Честно говоря, как бы Банни ни старался уверить тебя в обратном, ни у него,