Только вступили мы в новую роль,

      выступил с речью их юный король:

      к нашей кровати почти подступив,

      руку на шпагу свою опустив,

      (шпага была в драгоценных камнях,

      спальня тотчас засияла в огнях)

      он, нам отвесив изящный поклон,

      светел и грозен, как бог Аполлон,

      просто заметил в ночной тишине —

      прежде всего обращаясь ко мне —

      что на родителях наших вина:

      есть между ними обида одна, —

      эту обиду нельзя ни простить,

      ни в обиходный пустяк обратить, —

      будет она, как смертельный недуг,

      жизни точить их дальнейший досуг, —

      и для того, чтоб тот долг погасить,

      нужно меня иль сестру обратить

      в гнома, что чужд как добру, так и злу:

      много их было внизу на полу.

      А в заключенье король дал понять,

      что, для того чтоб проклятие снять,

      павшее тяжко на нашу семью,

      кандидатуру скорее мою

      он предлагает, не в силах решать:

      нашу судьбу нам самим выбирать!..

      Только спустя много лет я узнал,

      что не случайно он так нам сказал:

      матери нашей отец изменил,

      и как бы душу любви погубил, —

      полом мужским продолженье отца,

      должен тот путь я пройти до конца.

      Каждое слово, как град на цветы,

      падало в сердце нам, руша мечты:

      так мы и взрослыми стали людьми,

      быть перестав в те минуты детьми.

      «Что ж вы решили? скорее, друзья, —

      ждет пополнения гномов семья!», —

      шпага блеснула из ножн и ремня:

      ею вот-вот он коснется меня.

      В этот момент и сказала сестра

      (помню, как будто все было вчера):

      «Брата оставь, о, великий король!

      участь его разделить мне позволь!

      вам никогда он не будет родной,

      я же могу тебе стать и женой,

      для вашей жизни он слишком непрост,

      мне же не страшен ваш маленький рост, —

      да и к тому же, я часто больна:

      жизнь моя детской печалью полна,

      силы волшебные скрыты в тебе:

      может, моей ты поможешь судьбе».

      Ей улыбнулся красивый король:

      «Пусть будет так – ни болезни, ни боль

      ты не узнаешь отныне, мой друг,

      рад я принять тебя в пестрый наш круг, —

      славный народец, хоть дерзок и груб,

      вот только мне он до странности люб,

      также и ты к ним любовь сохрани:

      детского счастья не знали они,

      мне же ты с первого взгляда мила, —

      рад, что судьба наконец нас свела».

      Это последние были слова,

      слабо в окне шевелилась листва,

      страшной бывает подчас тишина,

      если к большим переменам она.

      Руку со шпагой король протянул,

      в этот момент я вдруг крепко заснул.

      Утром проснулся