Молодости человек так не рад,

      как ему страшен под старость распад

      тела как храма бессмертной души…

      И вот тогда все средства хороши,

      чтобы прочувствовать тела распад

      так, словно ты ему чуточку – рад.

      Я это в точности мог наблюдать,

      видя, как возраст стал маме под стать.

      В зеркале взгляды однажды сошлись

      наши, читатель, теперь – улыбнись:

      жизни пошло ей на пользу бардо —

      общность явилась с Марлоном Брандо.

      Прежде и мысли о сходстве таком

      быть не могло – никогда и ни в ком.

      Мама моя патриоткой была.

      Также работницей славной слыла.

      Много имела хороших подруг.

      Узок был, правда, семьи ее круг.

      Муж – и отец мой – ушел из семьи.

      С ним и все братья и сестры мои:

      их – нерожденных – прикончил развод.

      Крепче семьи оказался завод,

      ибо отец приучился там пить.

      Многих непьющих он смог пережить.

      Мама иную имела мечту,

      видя предельную в ней красоту:

      жить в центре города – и только там

      фору легко даст всем прочим мечтам.

      Каждый, кто вырос в родимом совке,

      знает об этом жилом тупике.

      Видел я часто – пока не подрос —

      скольких испортил квартирный вопрос.

      Только покинув родную страну,

      смог подарить я вторую весну

      маме, свершив нелегальный обмен —

      и как бы крошечный стал супермен.

      Но – шутки в сторону, а без меня

      мама жила б до последнего дня

      в дачной окраине, где так хорош

      воздух, который она ни во грош

      ставить упорно не склонна была,

      и – девяносто с лихвой прожила.

      Я же давно на чужбине живу

      и – второй родиной землю зову,

      где родился – в городке Эйзенах —

      он – «мое все»: кто? конечно же, Бах.

      Не удосужилась мама моя

      съездить туда, где с семьей живу я,

      втайне желая понравиться тем,

      кто с перестройкой давно стал никем.

      Да, изменилась Россия-страна,

      но – диссонансом, как прежде, сильна.

      Режет контраст нестерпимо нам слух —

      это