В самом начале этого бума Валера оставался привычно-насмешливым и цинично подтрунивал сам над собой, презрительно издевался над внезапно возникшими многочисленными апологетами… но чем дальше, тем большую я замечала в нем перемену.

      Сомнения – неуверенность – растерянность – радость – эйфория.

      Смущенно кривя губы, он читал о себе в газетах, с детским блаженством (плохо скрываемым) разглядывал свои публикации, слушал свой голос в радиопередачах.

      Быстро привыкал к сказочному успеху.

      – Ты знаешь, Люся, – сказал он как-то вечером, медленно и осторожно подбирая слова (а ведь раньше я никогда не замечала в нем осторожности!). – Ты знаешь, я сейчас на многое начинаю смотреть другими глазами… – И он говорил, говорил, рассказывал, а я плохо слушала, плохо понимала, я только доверчиво радовалась его удачам, и лишь одно меня огорчало: сознание своей абсолютной непричастности.

      Он счастлив – а я не при чем.

      Ему становилось все труднее скрывать свою радость.

      И простодушная открытая словоохотливость в нем вдруг появилась.

      – Все как в сказке, – торопливо говорил он, – как в старой доброй сказке… Ты знаешь – и в нашем вонючем Кырске меня тоже вдруг все полюбили! Надо же!.. Румянцев за мной как тень ходит… хотя наверняка завидует – я по глазам его вижу! Шакальский подарил двухтомник своей идиотской фантастики… забавный, кстати, старикашка, но ведь по сути – беззлобный, зря я на него нападал. А Бармалаев – ты только представь! – Бармалаев сам предложил мою книжку в кырское издательство. Я не просил – он сам! – понимаешь? Раскусили, наконец-то, чего стоит Валерий Поляков. Расчухали… Между прочим, он неплохой мужик, этот Бармалаев. Жулик, конечно, отменный… но какая личность! Медведь! Матёрый дядька, умница, типичный сибиряк. А какие истории рассказывает под рюмочку… ухохочешься!

      Я смотрела, слушала, улыбалась. Наконец-то он счастлив, – думала я. – Наконец-то.

      (А ты – не при чем!.. – тут же мелькала подлая мысль. Но я ее отгоняла).

      – …Название у сборника, конечно, придется сменить. "Соло на трубе" – не пройдет. Я думаю назвать – "Солист хора". Как тебе?

      – "Солист хора"? Не знаю… Я в поэзии разбираюсь плохо. И потом, я же твои стихи почти не читала.

      – Скоро прочтешь! – И он рассмеялся. – Пришлось, конечно, пойти на уступки. В первый раздел сборника заставили вставить так называемый "паровоз"…

      – Что это? – не поняла я.

      – Ну… для цензуры. Так сказать, идеологически заряженное стихотворение. Обычно ставится в начале книжки.

      По идее, оно должно "тащить" за собой всю книгу… вот и называется – паровоз. А по сути – фиговый листок… – И он опять рассмеялся: – Хочу я быть самим собой, но гражданином быть обязан!

      (А я вдруг вспомнила: тот бармалаевский бал, тот скандал… и голый король в золотой бумажной короне… беззащитный и смелый… и даже без фигового листка…).