На следующий день, когда снова принялась возражать по поводу чего-то, Вятич только головой покачал:

      – Ох, жаль мне Андрея Юрьевича…

      – Это почему?

      – Да жена ему больно строптивая достанется…

      – Вот еще! Я не собираюсь за него замуж!

      – А куда ты денешься, коли сговор есть?

      Я даже обомлела.

      – Анея обещала отговорить.

      – Анея, может, и обещала, а ну как боярину понравится вот такой вояка, а потом окажется, что это его невеста?

      – Он же считает, что бабе место у печи.

      – А где ей место? – хитро прищурил глаза Вятич.

      Я поняла, что он меня просто разыгрывает.

      – А ты как думаешь?

      – Я думаю, что ты за болтовней подпругу плохо потянула и седло ерзать будет!

      – Не отвлекай.

      – Дружинника от дела никакие разговоры отвлекать не должны, болтать болтай, а дело не забывай. – Он вдруг внимательно глянул мне в лицо. – Я не хочу, чтобы твою голову снесли раньше, чем ты выберешь, за кого тебе замуж идти.

      – А… я… я, может, и вообще замуж не пойду!

      – Да ну?

      А на меня вдруг накатило…

      – Знаешь, а я ведь дома очень успешная и… тоже не замужем.

      – Чего?

      Я пожала плечами:

      – Не за кого… Все какие-то слабые попадались.

      Сотник снова внимательно вглядывался в меня.

      – Но сейчас ты здесь и постарайся выжить, раз уж вмешались, мы не можем пока вернуться. Терпи и не суй голову под меч.

      – Я должна отомстить за Маню.

      – За кого?

      – Девочка в Рязани была, сиротинка. Я даже хотела ее к себе взять.

      Вятич вздохнул, видно, подумав, сколько уже таких девочек, и не только сиротинок, погибло и сколько еще погибнет. Интересно, а что он сам знает? Надо спросить.

      На лапник брошена попона, под головой седло, пахло кожей и потом конским и моим собственным, а еще костром, чуть пригорелой кашей и лесом… Но то ли от того, что устала, то ли еще от чего лесная постель казалась мягкой, а сон был сладким.