Россия до Петра Великого. В. Г. Белинский
Читать онлайн книгу.
или от Черного моря. Им как будто и нужды нет, что решение этого вопроса не делает ни яснее, ни занимательнее баснословного периода нашей истории{11}. Норманны ли забалтийские или татары запонтийские – все равно: ибо если первые не внесли в русскую жизнь европейского элемента, плодотворного зерна всемирно-исторического развития, не оставили по себе никаких следов ни в языке, ни в обычаях, ни в общественном устройстве, то стоит ли хлопотать о том, что норманны, а не калмыки пришли княжити над словены; если же это были татары, то разве нам легче будет, если мы узнаем, что они пришли к нам из-за Урала, а не из-за Дона, и вступили в словенскую землю правою, а не левою ногою?..{12} Ломать голову над подобными вопросами, лишенными всякой существенной важности, которая дается факту только мыслию, – все равно, что пускаться в археологические изыскания и писать целые томы о том, какого цвета были доспехи Святослава и на которой щеке была родинка у Игоря. А между тем этот первый и бесплодный период русской истории поглощает, или по крайней мере поглощал, всю деятельность большей части наших ученых исследователей, которые и знать не хотят того, что имена Рюриков, Олегов, Игорей и подобных им героев наводят скуку и грусть на мыслящую часть публики и что русская история начинается с возвышения Москвы и централизации около нее удельных княжеств, То есть с Иоанна Калиты и Симеона Гордого. Все, что было до них, должно составить коротенький рассказ на нескольких страничках, вроде введения, рассказ с выражениями вроде следующих: «летописи говорят, но думать должно; вероятно; может быть; могло быть» и т. д. Подобное введение должно быть коротко, ибо что интересного в подробном повествовании о колыбельном существовании хотя бы и великого человека? И малые и великие люди в колыбели равно малы: спят, кричат, едят, пьют. Даже и собственно история московского царства есть только введение, разумеется, Несравненно важнее первого, – введение в историю государства русского, которое началось с Петра. В этом введении встречаются интересные лица, сильные и могучие характеры, даже драматические положения целого народа; но все это имеет чисто человеческий, а не исторический интерес; все это так же интересно в русской истории, как и в истории всякого другого народа во всех пяти частях свет» – История есть фактическое жизненное развитие общей (абсолютной) идеи в форме политических обществ{13}. Сущность истории составляет только одно разумно необходимое, которое связано с прошедшим, и в настоящем заключает свое будущее. Содержание истории есть общее: судьбы человечества. Как история народа не есть история мильонов отдельных лиц, его составляющих, но только история некоторого числа лиц, в которых выразились дух и судьбы народа, – точно так же и человечество не есть собрание народов всего земного шара, но только нескольких народов, выражающих собою идею человечества. Мы уже намекнули, что и самый Китай имел всемирно-историческое значение, выразив робою первый момент общественности; но хотя китайцы и теперь
Термин «баснословный период» введен в русскую науку М. Т. Каченовским, родоначальником так называемой скептической школы. По мнению этого ученого, в киевский период русской истории общественный и политический строй был столь примитивен, что нет основания доверять каким-либо отечественным источникам и свидетельствам X–XIII вв. (подробнее о его взглядах см.: Н. Л. Рубинштейн. Русская историография. М., Госполитиздат, 1941, с. 233–241). Белинский разделял скептический взгляд Каченовского на эту эпоху русской истории (см. его рецензию на «Историю России в рассказах для детей» А. О. Ишимовой – наст. т., с. 473).
Одним из самых спорных вопросов в русской исторической науке XVIII–XIX вв. являлся так называемый норманнский вопрос. «Норманисты» (Г. З. Байер, Г.-Ф. Миллер, А. Л. Шлецер, Н. М. Карамзин, М. П. Погодин, С. М. Соловьев, К. Д. Кавелин, Б. Н. Чичерин и др.) интерпретировали летописные сведения в том смысле, что русская государственность была привнесена извне варяжскими (норманнскими) князьями. Эта точка зрения получила права официальной. «Антинорманисты» (М. В. Ломоносов, И.-Ф.-Г. Эверс, М. Т. Каченовский, Н. И. Костомаров, К. Н. Бестужев-Рюмин и др.), наоборот, считали, что русская государственность возникла исключительно вследствие внутренних процессов. Ограниченность обоих альтернативных решений лишь в последней четверти XIX в. была преодолена В. О. Ключевским. Белинский же вообще снимает норманнский вопрос с обсуждения, так как весь домосковский период русской истории – какого бы происхождения ни была княжеская власть – ошибочно представлялся ему маловажным (см. примеч. 11). Борьбу с норманнской теорией критик развернул в дальнейшем, в ходе полемики с М. П. Погодиным и славянофилами (см., например, его рецензию на «Славянский сборник» Н. В. Савельева-Ростиславича – наст. изд., т. 7).
См. преамбулу.