Паутина. Александр Амфитеатров
Читать онлайн книгу.
на Симеона. Такой же желтый, черный, но съ еще болѣе безпокойнымъ, раздражительно подвижнымъ взглядомъ, ни секунды не стоявшимъ твердо, все блуждавшимъ, – безцѣльно и какъ бы съ досадою невольной каждый разъ ошибки, – съ предмета на предметъ… Словно глазамъ молодого человѣка встрѣчалось все не то, что надо, a того, что онъ, въ самомъ дѣлѣ, искалъ, никакъ не могъ вокругъ себя найти. Подлѣ, на вѣнскомъ стулѣ, сидѣлъ офицеръ въ пѣхотномъ мундирѣ, грузный блондинъ между тридцатью и тридцатью пятью годами, краснолицый, долговязый и преждевременно лысоватый со лба и висковъ, что дѣлало огромными уши его, совсѣмъ ужъ не такъ большія отъ природы. Первое впечатлѣніе отъ офицера этого было: вотъ такъ баба въ мундирѣ! И, только внимательно вглядываясь въ его ранѣе времени состарѣвшееся, нетрезвое лицо, можно было открыть въ уголкахъ губъ подъ темнорыжими усами, въ разрѣзѣ добродушныхъ желтокрасныхъ глазъ, въ линіи татарскихъ скулъ, нѣчто какъ будто тоже Сарай-Бермятовское, но расплывшееся, умягченное, безхарактерное… Офицеръ быль второй по старшинству за Симеономъ, брать, – Иванъ Сарай-Бермятовъ, лежащій молодой человѣкъ – третій, Модестъ. Въ семьѣ Сарай-Бермятовыхъ они двое составляли, такъ сказать, среднюю группу. Много младше Симеона и много старшіе остальныхъ братьевъ и сестеръ, они жили обособленно отъ перваго и другихъ и были очень дружны между собою. То есть, вѣрнѣе сказать: Иванъ былъ нѣжнѣйше влюбленъ въ брата Модеста, котораго искренно считалъ умнѣйшимъ, ученѣйшимъ, красивѣйшимъ, изящнѣйшимъ и благороднѣйшимъ молодымъ человѣкомъ во всей вселенной. A Модестъ благосклонно позволялъ себя обожать, весьма деспотически муштруя за то податливаго Ивана.
Сейчасъ между ними происходилъ довольно горячій споръ. Модестъ вчера вернулся домой поздно и, по обыкновенію пьяный. Утромъ съ похмелья былъ злой. А, со злости, принялся, за чаемъ, дразнить старшую сестру, юную красавицу Аглаю, нарочно разсказывая ей невозможно неприличные анекдоты, такъ что та расплакалась и, – бросивъ въ него полотенцемъ, – ушла вонъ изъ комнаты. A Модестъ, отъ злости-ли, отъ стыда-ли за себя, вытащилъ изъ буфета графинъ съ коньякомъ и опять напился. И вотъ теперь, снова выспавшись, дрожитъ отъ алкогольной лихорадки и нервничаетъ, кутаясь въ итальянское полосатое шелковое одѣяло. Иванъ уговаривалъ Модеста извиниться предъ сестрою, когда Аглая вернется изъ поѣздки: она, въ номинальномъ качествѣ хозяйки дома, вотъ уже въ теченіе цѣлой недѣли уѣзжала каждое утро на поиски дачи и возвращалась только съ вечернимъ поѣздомъ, послѣ десяти часовъ. Модестъ капризничалъ, доказывая, что Аглая сама оскорбила его, бросивъ въ него полотенцемъ, a что онъ – рѣшительно ничѣмъ не виноватъ:
– Что за лицемѣріе? Читаетъ же она Кузьмина и Зиновьеву-Аннибалъ… Я выражался очень сдержанно… У нихъ все это изображено откровеннѣе.
– Неловко такъ, Модестъ. Ты уже слишкомъ. Все таки, сестра… дѣвушка…
Модестъ сильно повернулся на кушеткѣ своей и, приподнявшись на локтѣ, сказалъ съ досадою:
– A чортъ-ли ей велитъ оставаться въ дѣвушкахъ? Шла бы замужъ. Чего ждетъ? Дяденька помре. Завѣщаніе утверждено. Приданое теперь