Третья концепция равновесия. Ярослав Веров
Читать онлайн книгу.
приятный, ему стало жаль Ооноора. Тот все время о чем-то думал и никак не мог сосредоточиться на радостях жизни. Чтобы отвлечь задумчивого доктора от его тяжелых мыслительных процессов, Глава Консилиума предложил Ооноору поучаствовать в работе Триумвирата. Тот нехотя согласился.
И вот теперь этот безупречный механизм сокрушения умопостроений обрушился на ничего не подозревающий Консилиум.
Глава 9
«Третий оборот заседания. Глава Консилиума предлагает открыть прения. На подиум поднимается неотождествленный субъект.
Н. С.: Итак, я продолжу. Как только что мы выяснили, древняя поэзия отличается от современной в известной мере незначительно. Но есть в ней нечто… Вот, к примеру, такая поэтическая фраза: «изнеженность листа». Что она означает? С одной стороны, каждому из нас понятен смысл слова «изнеженность». С другой, никакой изнеженности у листа, конечно же, нет. Но что же нас трогает в этой фразе? Очевидно, поэт ощутил то, чему в нашем языке нет эквивалента. Ощутил и обозначил. Мы же, читая подобные вещи, как бы прикасаемся к невыразимому. Но выраженному обычными, я бы даже сказал, грубыми языковыми фонемами. Взять хотя бы это:
Плотно закрыла рот
Раковина морская.
Невыносимый зной.
Г. К.: Послушайте, почтеннейший…
Н. С.: Да-да, вы совершенно правы. Я продолжу. Перейдем к роли ритмообразующих пульсаций в древней поэзии. Их роль неоценима и до сих пор не прояснена нашими поэтоведами в должной мере. А между тем, именно эти пульсации образов создают в древних стихах их уникальную материю. Это основа, на которую ложится все остальное. Пульс создает эффект многомерности, что напрочь упускается из виду современными авторами. И если автор вводит в эту ткань свое Альтер Эго, то оно распространяется по всем ритмическим гармоникам. Возьмем, к примеру:
Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске
Что случится на моем веку.
На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси…
Как видим, каждая новая строка выводит и автора и нас с вами вслед за ритмическими волнами на новые уровни бытия. Сначала как бы зал театра древности, затем что-то домашнее, как бы нора для вечерних раздумий, но не замкнутое, а выходящее затем вверх, в необозримую даль, которая уже космос, и звезды смотрят на данного индивида. От публичности к одиночесту. От одиночества к космичности… И все это сразу, одновременно, на одной, так сказать геликоиде…
Г. К.: Голубчик, мы весьма признательны за столь блестящее и захватывающее изложение, но у нас Консилиум, а не дискуссионный клуб.
Н. С.: То есть как? Это разве не Сборище Любителей Изящной Словесности, посвященное Поэтике Древних?
Г. К.: Боюсь, что не совсем.
Н. С.: Значит, я, наверное, ошибся впускателем, тускалом, планетой?..
Г. К.: По крайней мере, галактикой вы ошибиться никак не могли. (По трибунам прокатывается