Возвращение в Сокольники. Фридрих Незнанский
Читать онлайн книгу.
глаза б его не видели!
– А чего? Слыхал, поди, как говорят? Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким умрет, верно? Ты вот мне честно скажи, Саша… Это ничего, что я с тобой попросту, по старой памяти?
– Да о чем речь, Василь Васильич! Мы ж за столько лет почти родными стали. А в чем вопрос?
– Небось, говорю, хочешь здоровеньким помереть, Саша, а? Или как?
– Жалко здоровеньким-то, Василь Васильевич. Здоровым жить нужно. Радоваться жизни, кайф ловить, как утверждают наши молодые коллеги. Уж они знают в этом деле толк. А вот умирать – нет, я против.
– Да-а… Чего-то газом здесь пованивает. Не чуешь?
– Нет.
– А я вот чую… Старым своим носом. Потому и курить здесь нельзя. Не ровен час. Да и инструкция запрещает.
– Это какая ж инструкция, Василь Васильич?
– Здрасте вам! Да наша, муровская!… Ну и подвалы! Ох как я их ненавижу! А у вас, Саша, в Генеральной, ну, там, на Дмитровке, тоже подвалы имеются?
– А черт их знает, не интересовался. У нас же все-таки не Лубянка. И даже не Петровка, тридцать восемь.
– Это ты про пыточные, что ль? Где их нет!… – Сукромкин помолчал, словно к чему-то прислушиваясь, а потом снова заговорил, но гораздо тише и с долгими паузами: – Чего-то вспомнился вдруг Сенька-мокрушник… Был такой блатняк-отрицала, ты вряд ли помнишь… Добрый малый был. Цветы комнатные на хазе своей держал. А еще три кошечки у него жили. Мурка, конечно, Барсик и еще какой-то, забыл… К вышке его приговорили, а он сбежал. Очень у него это хорошо получалось, он и сам ловкий был такой, проворный, как кошка. И вот так три раза, не поверишь, уходил. А в последний мы его в таком же вот подвале брали… Нет, точно газом пахнет!…
– Да не чувствую я ничего, успокойся, Василь Васильич… А дальше что было?
– А чего? В Бутырке, в камере у себя, взял да и повесился. Как раз под Новый год. Уж теперь и не вспомню какой… Давно. Ему дружки вместе с гревом деньжат подкинули, так он на все гроши у того же конвойного веревку купил. И мыла хозяйственного. Здоровый кусок. А на нем только раскрытых пять мокрых дел висело. И столько же – по подозрению. Вот, Саша, а ты говоришь: фикусы там всякие, гортензии, кактусы-мактусы… Все он, говорили, беспокоился о своих цветочках и кошечках. Даже марухе своей писал в записочках названия каких-то специальных удобрений, которые тогда и достать-то можно было разве что на черном рынке.
– А повесился почему? Может, не сам? Помог кто?
– Не-е, сам. Загрустил отчего-то. Ну ты ж понимаешь, Саша, они, блатные, все психопаты. А эта маруха то ли изменила ему, то ли цветочки перестала поливать. Или, вполне возможно, кошек его разогнала. Разные тогда мнения были. Да и плевать, в общем, кому какое дело? Все равно бы не жил он…
– Не жил, это точно, – подтвердил Турецкий. – А что маруха?
– Маруха-то? О-о! Это серьезное дело, Саша. Девка красивая была. Такая вся из себя – не дай боже! Прямо высший класс! Хоть в «Огонек» на обложку! А так-то вообще она наша была, мы ее, еще когда он на воле бегал, завербовали.