Переходы от античности к феодализму. Перри Андерсон

Читать онлайн книгу.

Переходы от античности к феодализму - Перри Андерсон


Скачать книгу
переписях – доходы центра выросли, а периферийные области перестали страдать от поборов откупщиков. Правителям провинций стало выплачиваться регулярное жалованье. Судебная система была перестроена так, чтобы расширить возможность апелляций против произвольных решений и для италийцев, и для жителей провинций. Чтобы соединить обширные пространства империи непрерывной системой коммуникаций, впервые была создана имперская почтовая служба.[91] В отдаленных областях, преимущественно в западных провинциях, основывались римские колонии и муниципалитеты и латинские общины. После поколения разрушительной гражданской борьбы был восстановлен внутренний мир, а вместе с ним – и процветание провинций. На границах успешное завоевание и интеграция важных коридоров между Востоком и Западом – Реции, Норика, Паннонии и Иллирии – обеспечило окончательное геостратегическое объединение империи. Иллирия, в частности, была важнейшим военным звеном в имперской системе Средиземноморья.[92]

      В новых границах наступление принципата означало введение семей италийской муниципальной знати в ряды сенаторского сословия и высшего руководства, где они теперь служили одним из столпов власти Августа. Сам сенат перестал быть основным органом власти в римском государстве – он не был полностью лишен власти или престижа, но отныне стал послушным и зависимым инструментом сменявших друг друга императоров, политически оживляясь только во время династических споров и междуцарствий. Но если сенат как институт стал бледной тенью себя в прошлом, само сенаторское сословие, теперь очищенное и обновленное реформами принципата, продолжало оставаться правящим классом империи, во многом сохраняя власть над имперской государственной машиной даже после широкого распространения назначений на высшие должности всадников. Оно обладало выдающейся способностью к культурной и идеологической ассимиляции новичков. Ни один представитель старой знати никогда не дал столь яркого выражения ее взглядов на мир, как некогда скромный провинциал из Южной Галлии при Траяне – Тацит. На протяжении нескольких столетий после создания империи сенаторская оппозиционность проявлялась в глухом недовольстве или открытом неприятии автократии, введенной принципатом. Афины, имевшие самую полную демократию в Древнем мире, так и не породили ни одного ее крупного теоретика или защитника. Парадоксально, но вполне логично, что именно Рим, не знакомый ни с чем, кроме ограниченной и репрессивной олигархии, породил самые выразительные плачи по свободе в античности. Не было никакого реального греческого эквивалента латинского культа Libertas, которому посвящены столько серьезных или ироничных страниц у Цицерона или Тацита.[93] Это явно было обусловлено различной структурой двух рабовладельческих обществ. В Риме не было никакого социального конфликта между литературой и политикой – при республике и при империи власть и культура были сосредоточены


Скачать книгу

<p>91</p>

Jones, Augustus, p. 140–141, 117–120, 95–96, 129–130.

<p>92</p>

Syme, The Roman Revolution, p. 390. Попытка Августа завоевать Германию как раз тогда, когда туда началось тевтонское переселение из Балтии, была единственной крупной внешней неудачей его правления; граница по Рейну оказалась, вопреки официальным ожиданиям того времени, окончательной. Недавнюю переоценку римских стратегических целей этой эпохи см.: C. M. Wells, The German Policy of Augustus, Oxford 1972, p. 1–13, 149–161, 246–250.

<p>93</p>

Об изменении коннотаций этого понятия см.: Ch. Wirszubski, Libertas as a Political Idea at Rome during the Late Republic and Early Empire, Cambridge 1950; в этой работе прослеживается эволюция понятия libertas от Цицерона, когда она все еще была действенным публичным идеалом, до ее увядания в субъективной и квиетистской этике Тацита. В ней также отмечаются противоположные коннотации libertas и eleutheria, p. 13–14. Последняя была окрашена представлением о народном правлении; в ней никогда не присутствовало оттенка аристократического достоинства, неотделимого от первой, и потому она не получила подобной поддержки в греческой политической мысли.