За годом год уносится навек,

      Покоем веют старческие нравы, —

      На смертном ложе гаснет человек

      В лучах довольства полного и славы!

      К тому и шел! Страстей своей души

      Боялся он, как буйного похмелья.

      – Мои дела ужасно хороши! —

      Хвалился с видом гордого веселья.

      Последний день уносится навек…

      Он слезы льет, он требует участья,

      Но поздно понял, важный человек,

      Что создал в жизни

      ложный облик счастья!

      Значенье слез, которым поздно течь,

      Не передать – близка его могила,

      И тем острее мстительная речь,

      Которою душа заговорила…

      Когда над ним, угаснувшим навек,

      Хвалы и скорби голос раздавался, —

      «Он умирал, как жалкий человек!» —

      Подумал я и вдруг заволновался:

      «Мы по одной дороге ходим все. —

      Так думал я. – Одно у нас начало,

      Один конец. Одной земной красе

      В нас поклоненье свято прозвучало!

      Зачем же кто-то, ловок и остер, —

      Простите мне, – как зверь в часы охоты,

      Так устремлен в одни свои заботы,

      Что он толкает братьев и сестер?!»

      Пускай всю жизнь душа меня ведет!

      – Чтоб нас вести, на то рассудок нужен!

      – Чтоб мы не стали холодны как лед,

      Живой душе пускай рассудок служит!

      В душе огонь – и воля, и любовь! —

      И жалок тот, кто гонит эти страсти,

      Чтоб гордо жить, нахмуривая бровь,

      В лучах довольства полного и власти!

      – Как в трех соснах, блуждая и кружа,