Атлантический дневник (сборник). Алексей Цветков
Читать онлайн книгу.
в мире без Бога.
Как и его великие предшественники на пути к атеизму, с которыми он ведет постоянный диалог в эссе военных лет «Миф о Сизифе», Камю понимал, что отрицание Бога коренным образом меняет правила игры, и надо придумывать новые, пытаться по-новому жить. Бога нет, но остается смерть, которая, ставя последнюю точку в конце биографии, перечеркивает жизнь целиком, делает ее как бы никогда не бывшей. Эта жизнь во Вселенной без творца, без искупления, перед лицом неизбежной смерти, представляется фарсом. Такой ее видел и Достоевский, герой которого, последовательный атеист Свидригайлов, не находит иного выхода из этого метафизического тупика, кроме самоубийства.
Вывод Камю радикально иной: самоубийство – это сдача, преждевременная уступка смерти. Смерть победит все равно, но, пока человек жив, именно эту жизнь он может превратить в ежедневное поражение смерти. Согласие на непререкаемые условия абсурдного мира становится героизмом, осознание собственного героизма становится победой. В сущности, перед нами религиозная концепция, акт веры, преображающий обреченность в надежду. Вот символ веры Камю в изложении Джеймса Вуда:
Первый шаг – это превращение комического в абсурдное, преображение ежедневного повторения в вечное повторение Сизифа. Комическое становится абсурдным именно в тот момент, когда нас заставляют увидеть его комичность: абсурдное – это, отчасти, понимание, что жизнь – фарсовая пантомима. Затем абсурдный человек должен начать долгую, постоянно повторяющуюся борьбу против условий этого фарса. Это – борьба, которая никогда не кончается, которая продолжается ровно столько же, сколько и жизнь, которая и есть эта жизнь – вот почему абсурдный человек не может покончить самоубийством. И поскольку это – цепь повторений, абсурдную жизнь практически нельзя отличить от обычной комической ежедневной рутины. Формально это может выглядеть практически одинаково. Надо полагать, что абсурдный человек может точно так же ходить на работу, стоять вместе с другими в метро. Внутренне, конечно же, абсурдная жизнь – совершенно иная, потому что абсурдный человек сознает разницу между невежественной рутиной и бунтарским повторением.
Иными словами, бунтаря во имя абсурда отличает от рабов фарса только внутренний акт веры. Атеизм Камю, равно как атеизм Ницше или отступление Киркегора и Достоевского назад в христианство, – это выбор веры. Он не имеет ничего общего с рациональным вынесением Бога за скобки, с арифметической операцией Рассела, Фрейда, Вольтера или, на уровне фарса, канувших ныне в историю и подавшихся в политологи профессоров советского «научного атеизма». Доказывать небытие Бога – такая же бессмысленная операция, как и доказывать его существование. Свободный выбор нельзя подменить арифметической выкладкой.
Подобно Достоевскому, своему кумиру и оппоненту, Камю в эссе и художественных произведениях писал только об этом центральном выборе. У Достоевского в большинстве главных