Мифы и заблуждения в изучении империи и национализма (сборник). Коллектив авторов
Читать онлайн книгу.
как последний термин часто обозначает «государство» во французском и английском языках. В позднем Средневековье слово «нация» зачастую не имело никакого политического содержания. Римляне называли себя не natio, apopuîus. В XVII и XVIII веках «нация» часто противопоставлялась «народу» (peuple). Этот термин указывал на сознательную и активную часть народа, в то время как термин «народ» означал политически и социально более пассивные массы. Аналогично использовалось в немецком языке (в который романтизм с его акцентом на иррациональном и подсознательном привнес любопытную переоценку) слово Volk. Национализм принес с собой интеграцию народа в нацию, пробуждение масс к политической и социальной активности. Революции XVIII века завершили эту интеграцию народа на Западе, и «нация» стала в основном означать всю политическую организацию или государство; это разделение зачастую неприменимо к более сложной ситуации в Центральной и Восточной Европе. См.: Neumann F.J. Volk und Nation. Leipzig, 1888; Fels J. Begriff und Wesen der Nation: Eine soziologische Untersuchung und Kritik. Münster, 1927; Ziegler H.O. Die moderne Nation: Ein Beitrag zur politischen Soziologie. Tübingen, 1931; Hertz F. Wesen und Werden der Nation // Nation und Nationalität: Jahrbuch für Soziologie. First supplementary vol. Karlsruhe, 1927; Amonn A. Nationalgefühl und Staatsgefühl. Münich, 1915.
26
Теория рас сильнее всего проявилась в Германии. Ее триумф был предсказан одним французским автором. Он писал: «Одно слово отражает вечную константу, от которой немецкая мысль и не пыталась никогда себя освободить. Одно слово превосходно выражает все стороны этого творческого бессилия. Это слово – „телесность“, мощное утверждение тела и почвы, первичности чувств и мускульной энергии, предпочтение очевидной силы… Он (германец) свел всю широту понятия и значения прав к образу и формуле реальностей, которые ему были выгодны, и, с настойчивостью большей, чем у других человеческих групп, германец продолжал воображать нацию по аналогии с естественным и осязаемым примером – с семьей. Действительные или ложные, кровные связи оставались для него и наиболее понятными, и наиболее важными. Эгоизм, присущий всем людям и всем человеческим объединениям, приобрел у германца и германских наций величественный и страшный квазирелигиозный аспект» (Johannet R. Le principe des nationalités. Paris, 1923. P. 187 ff.). См. также: Voegelin E. The Growth of the Race Idea // Review of Politics. 1940. July. P. 283–317.
27
Большое значение языка подчеркивал Георг Шмидт-Рор (Schmidt-Rohr G. Die Sprache als Bildnerin der Völker. Jena, 1932). Согласно его утверждению, языковое сообщество и есть настоящее национальное сообщество. Второе издание (1933) имело другое название: «Muttersprache: Vom Amt der Sprache bei der Volkswerdung». Во вступлении автор извинялся за то, что его взгляды противоречили господствовавшей тогда расовой теории.
28
См. пример недостаточности объективных характеристик (включая язык) для определения чьей-либо национальности в книге: Macartney С.А. National States and National Minorities. London, 1934. P. 8 ff. См. также: Rothfels H. Ostraum, Preussentum und Reichsgedanke. Leipzig, 1935. S. 193. Национальность в Восточной Европе – «это не только вопрос крови, но и исторических и культурных взаимоотношений».
29
Определение Эрнеста Ренана в его обращении «Что такое нация?» широко известно: «Нация – это великая солидарность, основанная на ощущении жертвы, уже принесенной или такой, которую человек готов принести в будущем. Нация предполагает прошлое, она проявляет себя в настоящем одной осязаемой реальностью: сочувствием, ясно выраженным желанием продолжать жизнь общества. Существование нации – это ежедневный плебисцит» (Renan E. Qu’est-ce qu’une nation? Paris, 1882. P. 27). Этим определением Ренан поддержал