Есть у божьей церкви, с краю,

      Тихая могила.

      Там лежит одна, я знаю:

      Та меня любила.

      Не за то чтоб точно было

      Все во мне так мило,

      А за то любила,

      Что меня родила.

      Изнуренная, больная,

      Дряхлая, бывало,

      Тужишь, ищешь, ты родная:

      «Где дитя пропало?»

      А сынок твой одурелый

      Рыскал все по свету,

      Смотришь: нет его день целый

      Да и к ночи нету.

      Бедной матери не спится;

      Слез полна подушка:

      «Мало ль может что случиться? —

      Думает старушка. —

      Страшен ворог неключимый

      В эдакую пору.

      Не попался ли родимый

      Лиходею – вору?

      Не ограбили ли сына?

      Жив ли он, желанный?»

      Чу! Идет домой детина,

      Словно окаянный, —

      Встрепан, бледен, смотрит дико,

      Волос в беспорядке, —

      Сам трясется весь… поди-ка:

      Верно в лихорадке!

      Да, он болен, он расслаблен,

      Он ужален змеем,

      А пожалуй и ограблен —

      Только не злодеем,

      А разбойницей – злодейкой,

      Резвою девчонкой,

      С черной бровью, с белой шейкой.

      С трелью речи звонкой.

      Лишь закинула словечко —

      И поддела разом

      Из груди его сердечко,

      Из под шапки разум;

      Всю в нем душу возмутила

      Дьявольским соблазном

      И домой его пустила

      В виде безобразном.

      А сама… и горя мало!

      Жалости не крошки!

      Так и пляшет с кем попало,

      Только брызжут ножки.

      Я ж лежу, горю и таю,

      Думаю: кончина!

      И за грудь себя хватаю —

      То – то дурачина!

      Мать горюет; слезы сжаты;

      Смотрит на больного,

      Говорит: «Напейся мяты

      Иль чайку грудного!» —

      «Эх, родная! – отвечаю: —

      Что тут чай и мята,

      Где отрады я не чаю,

      Где душа измята?»

      Чу! звонят. Гляжу: могила!

      И мой жребий понят.

      Лишь одна меня любила,

      Да и ту хоронят.

      И замкнулася тоскою

      Жизнь моя блажная.

      Ты зовешь меня к покою.

      Подожди, родная!