По следам предков. Елена Александровна Асеева
Читать онлайн книгу.
тогда не дошли до Суровикино, видимо, потому как на подступах к хутору уже шли ожесточенные бои с фашистскими частями. Андрей Митрофанович оставил сына у незнакомых людей в небольшом хуторе, в надежде, что о нем смогут позаботиться, а сам присоединился к действующей армии. За Мишей никто не пришел и после битвы в Сталинграде, после отступления немцев, освобождения Донской земли. Не пришел потому, как еще тогда в сорок втором в июле в Суровикино погибли все близкие Турским, оставив сиротами не только Мишу, но и его отца.
Память мальчика не сохранила расставания с отцом, не сберегла первые дни без него. Однако с особой и видимо болезненной ясностью она являла ему отдельные эпизоды самой его жизни у чужих людей, за три года, что он там находился, заменивших ему семью. И в той достаточно большой казачьей семье староверов, все еще живущих своим укладом у берегов широкого, как степная русская песня, Дона, для мальчика стал особенно памятен глава семьи, старый дед Кузьма. Убеленный сединами и такой же густой, кудревато-пепельной бородой и усами, словно прикрывающей нижнюю часть лица, а потому и оставившей для наблюдения лишь длинный, мясистый нос с большими ноздрями, да крупные, чуть раскосые глаза, чья серая радужка, совпадала цветом с таким же пепельным, затянутым дымом пожарищ небосводом. Кожа деда Кузьмы с медноватым отливом, сплошь изъели тонкие, короткие морщинки так, что сами впадинки казались в них черными. Высокий, широкоплечий, он все еще хранил мужскую силу, как и свою семью, которая осталась на нем после ухода сыновей на войну.
Дед запомнился Мише еще и потому как неизменно вечером толковал малышне, не только родным внучатам, но и ему, чужому по крови, но не по сути мальчонке, казачьи сказки. Его хрипловатый басок, звучал приглушенно и неназойливо, а из самих долгих, как и сама жизнь деда, сказов являлись перед глазами ребятни образы воинственных казаков на протяжении веков сберегающих родной край от врага. В такие моменты Миша думал о своем отце, воюющем где-то в горящем Сталинграде, форсирующим ледяную воду Днепра, скачущим по мерзлой, черной немецкой земле.
Густая, дотягивающаяся до груди борода деда Кузьмы была его особой гордостью, символом, как он говорил приверженности традициям свободолюбивых донских казаков, и непреложным мерилом его, как мужа, мужчины. Борода, как и серая, от времени, косоворотка и синие штаны с красными лампасами, все выдавало в нем следования традициям, на которые не повлияли годы Советской власти. Вместе с тем дед оставался русским человеком, и, приняв в свой срок власть Советов, и во время войны стоический сопереживал каждому стону Земли русской. Непременно, восседая во главе большого деревянного стола с не менее большой деревянной ложкой, он поровну делил зачастую пустые борщи между всей ребятней и невестками, не выделяя никого, и, также поровну наливал и Мише, задержавшемуся у них на постое на целых три года.
Земля тогда грохотала