Сальвадор Дали. Божественный и многоликий. Александр Петряков
Читать онлайн книгу.
мать, Дали сохранил любовь на всю жизнь, – их сладковатый запах возбуждал его, а сок, что тек, если размять цветок в пальцах, напоминал ему сперму; перед тем, как идти в туалет, он всегда закладывал за ухо цветок нарда.
Город Фигерас, где прошли детство и юность Дали, к концу XIX столетия стал активно развиваться: строились новые дома в стиле модерн, между ним и столицей Каталонии Барселоной пролегла железная дорога, появился театр, место для проведения корриды, в 1896 году зажглись в домах и первые электрические лампочки.
Здесь смотрели на Мадрид искоса, короля не любили, каталонский сепаратизм и республиканские идеи цвели махровым цветом. Это и неудивительно – рядом змеилась граница с Францией, через которую легко перелетали идеи свободы и равенства, да и культура Каталонии всегда была под сильным французским влиянием.
Франкофилом был и первый учитель маленького Сальвадора – длиннобородый Эстебан Трайта, что с каталанского переводится как яичница, омлет. Кстати: провинция называется Каталония, а язык – каталанским. Голубоглазый сеньор, в лице которого «было что-то толстовское с примесью Леонардо», одевался кое-как, зато его голову украшал цилиндр, «единственный цилиндр на всю округу», при этом его постоянно не покидало дурное настроение. Он слыл в Фигерасе умным человеком, и, вероятно, именно это подвигло отца художника, дона Сальвадора Куси, отдать четырехлетнего сына в муниципальную школу, где преподавал Трайта, а не в частную, где обучались дети состоятельных родителей. Да, фигерасский нотариус был человеком не бедным, но, будучи вольнодумцем и атеистом, предпочел в наставники своему сыну также безбожника, утверждавшего, что религия – это занятие для женщин, и внушавшего ученикам, что Бога не существует.
Учитель Трайта, пишет Дали в своих воспоминаниях о том, чего не было, ничем с учениками не занимался, приходил на уроки, чтобы спать, в результате чего мальчик разучился даже писать собственное имя, чему его обучили еще до школы родители.
В школе сын фигерасского нотариуса был, разумеется, белой вороной. Он ходил на занятия в матроске и в шапочке с помпоном, а в руках была бамбуковая тросточка с серебряным набалдашником в виде собачьей головы. Он, маменькин сынок, просто не знал, куда себя деть в этой бешено орущей ораве сверстников, с которыми у него не было и не могло быть ничего общего. Они олицетворяли собой действие, он же – мечтательную сосредоточенность. Они умели забивать гвозди, мастерить бумажных птичек и многое другое, он же не мог самостоятельно даже раздеться – один раз попробовал снять с себя матроску и чуть не задохнулся.
В этой школе он проучился около двух лет. (Дали пишет, что год, но что касается цифр и дат, доверяться ему нельзя, да и во многом другом его поздние воспоминания о детстве зачастую служили откровенной саморекламе.) И чем же он занимался там, если педагог Трайта на уроках спал и ничем с детьми не занимался? По его признанию, он «с отчаянной страстью предавался воспоминаниям о том, чего не