Мои увечные пребывали в унынии. Возможно, это была реакция на больничный обед – сегодня, судя по запаху, оставшемуся в коридоре, были щи и макаронная запеканка, опять-таки на машинном масле.

      Дядя Вася, увидев еду, несколько оживился, Петюня издал радостный рык, только Егор Иваныч остался лежать лицом к стене. У него с кровати сняли ужасную конструкцию, и нога в гипсе теперь просто лежала поверх одеяла.

      – Что это с ним? – спросила я тихонько.

      – Да у него неприятность, – ответил дядя Вася невнятно – в этот момент он жевал, – он давно тут лежит, обещали врачи гипс сегодня снять, утром просветили его – оказалось, рано, нога не срослась. Этот гипс сняли, новый намотали, сказали, еще три недели… А он уж выписываться надумал…

      – Егор Иваныч, – я тронула старика за плечо, – покушайте, может, полегчает… Хоть котлетку…

      – Да я мяса не ем… – он повернулся и посмотрел грустно.

      – Тогда сырники! – оживилась я. – Или вот яичко…

      С моей помощью он сел на кровати и поел, и чаю крепкого попил.

      Петюню я оттащила от еды силой – лопнет же. Потом выдала ему старые дяди-Васины трусы и майку.

      – Вот это дело! – похвалил меня Егор Иваныч. – А то его в таком непотребном виде в женское отделение не пускают, а там телевизор.

      Я пришила еще недостающие пуговицы на Петюнином халате, и он, страшно довольный, повязал голову полотенцем и этаким франтом отправился смотреть телевизор.

      Я вымыла посуду и прибрала немного в палате, а то у них был порядочный свинарник.

      – Хорошая у тебя напарница, Василий, – сказал Егор Иваныч, внимательно за мной наблюдавший. – Повезло тебе…

      Я поглядела в глаза дяде Васе – что это значит, он рассказал соседу о нашей работе?

      – Садись, тезка, – он правильно понял мой взгляд, – садись и слушай. Вот у Егора к нам дело…

      Старик оглянулся на дверь, неплотно прикрытую Петюней, и нахмурил кустистые брови. Закрывая дверь, я выглянула в коридор. Там было пусто, даже