Нет. Я же не верю в её смерть. При чём тут то, что я вижу. Поэт должен быть честен. Кто это сказал? Не помню. Может, Высоцкий?

      До Архипа дошло, что он не видит комнату, потерявшуюся за яркостью экрана. Ночь вползла в дом.

      – Борщ готов!

      Прекрасные слова! Мало кто знает, как выматывает поэтический труд. Серьезнее перекопки огорода. Аппетит зверский разгорается.

      С наслаждением, усиленным зубчиком чесночка, Архип умял пару порций, довольно крякнул и авторитетно заявил:

      – Божественно! Ты просто мастер кулинарии!

      – Да ладно, – смутилась Нинель. – Обычный борщ…

      – Не скромничай! Всё точно, как мама готовила в Пятигорске. И сало старое толчёное, и капуста в самый раз доварена. Умничка! Семейные традиции соблюдены от и до.

      – Стих у тебя получился? – перебила Нинель.

      – Почти. С последней строкой заморока.

      Архип по памяти прочел.

      Нинель прослезилась.

      – Лену вспомнила. Так хорошо написал. Будто снова ее вижу. Ты не переживай про концовку. Получится. Не забыл, что послезавтра в пятой школе перед школьниками выступаешь?

      – Спасибо, Нинелечка, помню. Стихи о любимом городе. Патриотическая встреча.

      – Да, с директором договорилась, ждут.

      Они отхлебнули дымящегося, обжигающего терпкого чая.

      – Архип!

      – Да.

      – Ты когда издаваться начнёшь? Денег бы заработал. Машину купил, квартиру новую. Прославился бы. А то пишешь, пишешь, а никто толком про твои стихи и не знает.

      – Я ж не для славы пишу! – вскинулся Архип. – Душа просит поделиться радостью, болью. Я делюсь.

      – Ну и делись. Со школьниками на встречах делишься, надо так же через газеты, книжки, журналы со всеми людьми поделиться. Пусть знают, что есть такой замечательный поэт Архип Якоба. Фамилию нашу людям откроешь. А если еще денег заплатят, так разве плохо? На пенсию не особо проживешь.

      – Нинеля, я ж не понимаю в этих делах ничего. Стихи писать могу. А вот пробивать их, печатать…

      – А чего знать? Братишка наш меньший Мишка как пробивался в Пятигорске? В газете его напечатали. В «Пятигорском рабочем». С того момента слава и пошла. Вон уже три книжки издал.

      – Так у меня книжек двадцать!

      – Где? Это я тебе на принтере печатаю и скрепками соединяю. Это разве книжки? Надо, чтобы издательство, чтоб солидно. Завтра же берешь свои распечатки и в газету.

      – В «Пятигорский рабочий»?

      – Архипушка, что за шутки! В местную газету, конечно, на Горького. В «Батайскую правду». Отнесешь все, глядишь, хоть что-то да напечатают. Вот и слава. А там до книжки рукой подать.

      – Но я ж хотел завтра на даче…

      – Не пропадет без тебя твоя дача! Не пересохнет за день. Поэзия важнее. Понял?!

      – Понял.

      Уже ночью, в кровати, в полусне Архип поймал краем сознания еще одно слово, рифмующееся с «потерей». «Растерян». Хорошее же слово! Тут тебе и потеря, и растерянность. Удачное слово. И выстроилась вся строка: