Таким образом, кочевники имели возможность свободно перемещаться по всему огромному региону, перегоняя скот или преследуя дичь, не преодолевая никаких серьезных географических преград.

      О преимуществах природных условий степи пишет и «отец истории» Геродот, являвшийся современником «золотого века» скифской истории. «Страна скифов[27], – отмечает он, – представляет собой богатую травой и хорошо орошаемую равнину. По этой-то равнине протекает почти столько же рек, сколько каналов в Египте. Я назову только самые известные реки и судоходные от моря в глубь страны. Прежде всего, это Истр с пятью устьями, Тирас, Гипанис, Борисфен <…> и Танаис»[28].

      Далее этот греческий автор произносит хвалебную оду в честь главной реки Скифии – Днепра-Борисфена: «Борисфен – самая большая из этих рек после Истра <…> Эта река, как я думаю, не только из скифских рек наиболее щедро наделена благами, но и среди прочих рек, кроме египетского Нила (с Нилом ведь не сравнится ни одна река). Тем не менее, из остальных рек Борисфен – самая прибыльная река: по берегам ее простираются прекрасные тучные пастбища для скота; в ней водится в больших количествах наилучшая рыба; вода приятна на вкус для питья и прозрачна (по сравнению с водой других мутных рек Скифии). Посевы вдоль берегов Борисфена превосходны, а там, где земля не засеяна, расстилается высокая трава. В устье Борисфена само собой оседает несметное количество соли. В реке водятся огромные бескостные рыбы под названием „антакеи“ и есть много других диковин».

      Красота северопричерноморских степей буквально завораживала многие поколения русских поэтов, писателей, путешественников, чиновников, военных. Вот как вдохновенно воспевает «скифскую» степь выдающийся российский писатель и поэт Иван Андреевич Бунин: «Передо мной серело пустынное поле. Один сторожевой курган стоял вдалеке и, казалось, зорко глядел на равнины <…> Время его, думал я, навсегда проходит: в вековом забытьи он только смутно вспоминает теперь далекое былое, прежние степи и прежних людей, души которых были роднее и ближе ему, лучше нас умели понимать его шепот, полный от века задумчивости пустыни, так много говорящей без слов о ничтожестве земного существования <…> В южных степях каждый курган кажется молчаливым памятником какой-нибудь поэтической были…»

      Необозримы степные просторы