Голос и ничего больше. Младен Долар
Читать онлайн книгу.
здесь, на другом уровне (на уровне отногенеза, если таковой существует), мы видим, что голос уже попался в структурный клубок и что нет голоса без Другого.
Если мы последуем этой логике до конца – точнее, в ее начало, – то найдем у ее истоков самое поразительное досимволическое неартикулированное проявление голоса – крик. Крик, хорошо нам известный первый признак жизни, является ли он формой речи? Представляет ли первый крик новорожденного приветствие, адресованное внимательному слушателю? Лакан изучает этот вопрос в контексте того, что он называет «сделать из своего голоса призыв»[97]. Здесь должно существовать что-то вроде первоначального мифического крика, который некоторое время будоражил умы[98], но по этой же причине он тут же воспринят Другим, как только появляется. Первый крик может возникнуть как результат боли, нужды в пище, как неудовлетворение и страх, но, как только Другой его слышит, начиная с момента достижения того, кому он предназначался, как только Другой спровоцирован и интерпеллирован этим криком и отвечает ему, крик задним числом превращается в призыв, он интерпретирован, наделен смыслом, преображается в дискурс, адресованный Другому, отвечая таким образом за первую функцию речи: обращение к Другому и порождение ответа[99]. Крик становится призывом, адресованным Другому, он нуждается в интерпретации и ответе, он требует удовлетворения. Лакан любит следующую игру слов: cri pur («чистый крик») превращается в cri pour («крик для»), крик для кого-то. Если причиной неуловимого мифического крика вначале была потребность, то задним числом он превращается в запрос, превышающий необходимость: он не нацелен лишь на удовлетворение нужды, это требование внимания, реакции, он направлен в другую точку, которая превосходит удовлетворение потребности, он выделяется из нужды, и желание является в конечном счете не чем другим, как превышением запроса над потребностью[100]. Голос, таким образом, превращен в призыв, акт речи, в тот самый момент, когда потребность превращается в желание; он попадает в драматургию призыва, порождая ответ, провокацию, требование, любовь. Крик, не стесненный фонологическими правилами, представляет собой речь в ее минимальной функции: обращение и акт высказывания. Он является носителем акта высказывания, к которому мы не можем отнести никакого различимого сообщения, он представляет собой чистый процесс высказывания перед тем, как ребенок становится способным к какому-либо сообщению.
Но драма голоса здесь оказывается двойной, Другой не просто вынужден интерпретировать желания и запросы ребенка, но голос сам по себе, крик, уже сам по себе является попыткой интерпретации: Другой может ответить на призыв или нет, его ответ зависит от его прихоти, и голос – это то, что старается достигнуть Другого, спровоцировать его, соблазнить, упросить, он делает предположения относительно желания Другого, пытается повлиять на него, его контролировать, вызвать его любовь. Голос движим интерпретацией непостижимого Другого,
Lacan J. Ecrits. Paris, 1966. P. 679; Le Séminaire IV: La relation d’objet. Paris, 1994. P. 188; мы находим глубокие разработки о голосе в неопубликованном семинаре «Problèmes cruciaux pour la psychanalyse, 1964–1965» («Ключевые проблемы для психоанализа», 1964–1965), а также в «Identification, 1961–1962» («Идентификация», 1961–1962). См. также: Poizat M. L’Opéra ou le cri de l’ange. Paris, 1986. P. 144–145; Poizat M. La voix du diable. Paris, 1991. P. 204–205; Poizat M. La voix sourde. Paris, 1996. P. 191–192.
«Первичный крик» («The Primal Scream», 1970) Артура Янова тут же стал бестселлером, в скором времени за ним последовали «Первичная революция» («The Primal Revolution», 1972), «Первичный человек» («The Primal Man», 1976) и т. д., так же как и движение 1970-х гг., обещающее осуществить революцию в психотерапии. Достаточно было регрессировать к самой глубокой фазе самого себя, найти свой путь к истокам всего в крике, освобождаясь таким образом от социального давления и символических мук, начиная дышать свободно, как ребенок. Если психоанализ с самого начала был «говорящим лечением», то название последней книги Янова продолжает декларировать: «Слов недостаточно для этого» («Words Won’t Do It»).
См. начало доклада на Римском конгрессе: «…Чего бы ни добивался психоанализ <…> – среда у него одна: речь пациента. <…> Всякая же речь требует себе ответа. Мы покажем, что речь, когда есть у нее слушатель, не остается без ответа никогда, даже если в ответ встречает только молчание. В этом, как нам кажется, и состоит самая суть ее функции в анализе» (Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе / Пер. А. Черноглазова. М., 1995. С. 18).
См. классическую формулировку Лакана: «И поэтому желание не аппетит к удовлетворению, не запрос любви, но разность от вычитания первого из второго, собственно, феномен их раскола (Spaltung)» (Лакан Ж. Значение фаллоса / Пер. М. А. Титовой // Лакан Ж. Инстанция буквы в бессознательном, или Судьба разума после Фрейда. М., 1997. С. 143). Именно голос является агентом данного раскола. Все это можно сжать в одной короткой формуле: желание – это требование минус потребность. См. также в «Идентификации»: «…Другой наделяет крик нужды составляющей желания» (2 мая 1962).