Вечер тихо крадется

      в дом ко мне. Я окошко

      оставляю открытым

      долгожданному гостю.

      Он заходит неслышно,

      словно черная кошка,

      насыпает мне звезды

      в кофе щедрою горстью.

      Он садится напротив,

      и загадочно смотрит

      мне в раскрытое сердце,

      и на гуще гадает,

      что со мною случится

      этой сказочной ночью,

      сам волшебное зелье

      в чашку мне подливает.

      Я от этого зелья

      стану нежно-прозрачной,

      и почти невесомой,

      и беспечно счастливой.

      Розмариновым ветром

      он сорвет меня с места,

      повлечет за собою,

      наблюдая ревниво,

      чтоб нескромные взгляды

      мимолетных прохожих

      не мешали мне плавать

      по вечернему небу…

      А под утро вернусь

      одинокой совою

      от безумной свободы

      к насущному хлебу.

      Я не могу дышать —

      мне нужен воздух,

      очищенный от радужных иллюзий.

      Я слышать не могу —

      гремит мне в уши

      военный клич непрошеных дискуссий.

      Мне чувствовать невмочь —

      так давят сердцу

      стандарты рамок из чужих примеров.

      Я видеть не могу —

      мне застит небо

      чужая боль немыслимых размеров.

      Устали руки

      опускаться от бессилья,

      когда не можешь, вместе с состраданьем,

      подать просящему

      любви и уваженья,

      а вместе с тем, простого подаянья.

      Я не могу ходить —

      натерли ноги

      напрасные усилья и старанья.

      Немеет разум

      от одной лишь мысли,

      что не объять мне необъятного познанья.

      И мечется душа

      усталой птицей,

      не зная, где присесть и отдохнуть,

      Она больна,

      ей по ночам не спится,

      утерян ею самый верный путь

      к  Источнику покоя и порядка.

      Гляжу сквозь слезы,

      подводя итог:

      ведь, если я —

      вершина Мирозданья,

      то кто подножие его? Помилуй Бог!

      Встречало утро серостью небес.

      На этом фоне рыжими мазками

      размазал ветер волосы и влез

      ей под одежду мокрыми руками.

      То обнимал ее колени, как  хмельной,

      подолом платья, что сорвать пытался,

      то бил наотмашь по лицу, то, как  шальной

      взбешенный старый пес, за нею мчался,

      лизал