Неспособность к искажению. Олег Юрьев
Читать онлайн книгу.
быть, Зданевич собирался «предвещать», как Нострадамус, но потом оказалось, что образы, преследующие его, скорее из настоящего, чем из будущего. «Книжность» продолжает здесь уменьшаться и не столько за счет уменьшения количества «неслышанных» (а только читаных) слов, сколько за счет их доместификации, одомашнивания в результате постоянных занятий стихом (хотя неверные ударения сохраняются: слово «дрема», например, постоянно употребляется с ударением на «а», дрема́, – одна из характерных жертв правил написания «ё», имеющих смысл только на фоне живой речевой традиции. Но главное – внешний мир, мир проигранной испанскими республиканцами Гражданской войны (от которого ответвляется тема русской Гражданской войны и репрессий), мир лагерей (в данном случае, скорее всего, лагерей для интернированных республиканцев на Юге Франции). Зданевич хотел пойти добровольцем, но его не взяли, отчего он страдал.
Больше у нас не возникает сомнений в праве поэта говорить на этом языке. Но все это движение, вся эта мучительная работа, с моей точки зрения, – все это ради последнего сочинения по-русски [20], ради изданного в 1948 году длинного стихотворения «Письмо», являющегося – я глубоко в этом уверен! – одной из вершин русской поэзии XX века.
КОНЕЦ ПОЛОЖЕН СУЕТЕ ЧИНОВНОЙ
ВСТУПАЕТ НОЧЬ СТРАНИЦУ ТЕРЕБЯ
ПРИГОВОРЕННЫЙ К СМЕРТИ НЕВИНОВНЫЙ
ЖАЛЕЮ В КОМНАТЕ И ЖДУ ТЕБЯ
МИНУТЫ УЧАСТИЛИСЬ ПОРЕДЕЛИ
ОТНЯВ У НАС ПОСЛЕДНЮЮ ИЗ ЛЬГОТ
НЕ ТО НЕ ДВИГАЮТСЯ В САМОМ ДЕЛЕ
НЕ ТО ПРОНОСИТСЯ КОТОРЫЙ ГОД…
Или:
ШАТАТЬСЯ ВЫХОДЦЕМ ОКРЕСТ ПОСТРОЙКИ
СЕБЯ ПОДОЛГУ УБЕЖДАТЬ НЕ ВЕРЬ
НЕ ИЗМЕНИЛСЯ ДОМ НАДЕЖНЫЙ СТОЙКИЙ
ПОКА ЧУЖИЕ НЕ ОТКРОЮТ ДВЕРЬ
ТОГДА ПОЙМУ УРОДЛИВЫЙ В ПЕЧАЛИ
НАД КЕМ ЗИМА СТЕЛИЛА ПЕЛЕНУ
С НЕДЕЛЕЙ КАЖДОЙ ХОЛОДА КРЕПЧАЛИ
ЗАКРЕПОСТИВ ПРЕКРАСНУЮ В ПЛЕНУ
Речь полностью высвободилась! То, что с юности существовало в Илье Зданевиче в потенциальном виде и откладывалось ради других занятий, здесь полностью воплотилось. Это и любовные стихи, это и стихи об эпохе, это весь мир, пронизанный взглядом поэта, от космических высот до микроскопических глубин. В «Письме» есть все – и аккуратность, и властность, и толковость, как сказал бы Хармс, которого Зданевич не знал [21]. Для меня – одно из самых любимых стихотворений русской поэзии!
Можно предполагать, что движение Зданевича от албанского круля к пятистопному ямбу было связано не с «повзрослением», не с пересмотром «авангардистского самопонимания» (он продолжал гордиться своим футуристическим прошлым), а каждый раз – с изменением своего положения в мире. Ранний Зданевич видел перед собой многочисленную (как он знал – и это соответствует действительности) аудиторию любителей и ненавистников всяческого (всёческого) авангарда. Но это было внутреннее зрение. На практике речь шла о конкретной, сравнительно небольшой аудитории московских и петербургских докладов и тифлисских спектаклей,