Тем временем на углу против кофейни Филиппова со ступенек крыльца парикмахерской Леона Эмбо сошел молодой человек с прической, тщательно уложенной петролем.

      – А вот и мой… – Адаманский чуть не сказал «осведомитель», – приятель. Благодарю за угощение, сударь, надеюсь, я его отработал сполна, так что позвольте откланяться. А если вдруг понадоблюсь, ну мало ли: хандра нападет или сведениями разжиться к взаимной пользе, то вот вам моя карточка.

      Уар повертел в руках дешевый прямоугольничек и вынул свою визитную карточку с золотым обрезом:

      – Сообщайте мне, если вдруг что-то нетривиальное приключится в мире. К взаимной пользе, разумеется.

      Адаманский счел это данью вежливости, но визитную карточку с золотым обрезом и надписью «Димитрий Иоаннович Углицкий», разумеется, взял. Мало ли?.. И тут произошла еще одна неожиданность: новый знакомец не только пожал хроникеру руку, но и слегка приложился к его шее, что выглядело, на вкус репортера, несколько богемно.

      В этот момент у крыльца кофейни остановилась нарядная коляска, и выходящий Адаманский столкнулся в дверях с феминой в волнующем красном и в облаке умопомрачительных духов. Хроникер застыл, словно громом пораженный, а придя в себя под насмешливым взглядом этуали, посторонился и, проследив за ней, увидел, что навстречу райской диве поднялся его случайный собеседник.

      Выйдя из кофейни и переведя дух, корреспондент обнаружил, что его информатор – Николай Трубницкий – уже скрылся в неизвестном направлении.

      Осведомитель Адаманского ухитрялся всегда оказываться на месте преступления раньше полиции. А может, той зимой 1904–1905 года преступлений в Москве было столько, что, где ни окажись, обязательно станешь свидетелем, а если не повезет, то и жертвой преступления. Но бывшему ученику коммерческого училища Николеньке Трубницкому пока везло. Особое чутье вело его от одного места преступления к другому.

      Москва той зимой словно оголодала до обморока. И дело было не просто в том, что вздорожали жизненно важные продукты, хотя цена супового мяса достигла восемнадцати копеек, да к тому ж необычайно вздорожала птица. Например, утка, расценивавшаяся раньше по рубль тридцать копеек пара, теперь шла по рублю штука. Дело было в чем-то другом. Любая война, чем бы она ни закончилась – победой или поражением, – влечет за собой волну преступности. От мелкого воровства до крупных грабежей и убийств. По Москве бродили громилы, залезая