Рыжее знамя упрямства. Владислав Крапивин
Читать онлайн книгу.
и получить корочки. – Верно, Корнеич?
– Я разве против? – откликнулся тот.
Никто не был против. Даже Аида проголосовала «за» (Корнеич опять глянул на нее).
– Поздравляем, – подвел итог Кинтель.
Быстро так все вышло, Словко опомниться не успел. Столько мечтал о таком моменте, и вдруг – раз и готово!
Обычно это делалось не так. Совет выносил свой вердикт в отсутствие кандидата в капитаны, а потом решение объявляли на общей линейке (и аплодисменты, и марш-поздравление барабанщиков, и зачисление в состав совета). Но раз уж Словко сейчас был здесь, на совете, не выставлять же за дверь. Ну а линейка и барабаны – это можно и потом…
Поощрительно улыбаясь, Аида вынула из ящика стола капитанскую нашивку. Но Словко не захотел такую. Вензель, угольники и якорь были оттиснуты на ней желтой пластиковой краской, а прежняя, штурманская, нашивка Словко блестела с золотыми ткаными полосками.
Ольга Шагалова (командир «Тома Сойера») бесцеремонно сунулась мимо Аиды в ящик и отыскала остаток дефицитной, из золотистых ниток, ленты. У Словко под двумя штурманскими угольниками на шевроне было еще свободное место – сантиметра полтора. Ольга велела ему снять рубашку и принялась тонкими стежками рукодельницы пришивать к черному сукну третий угольник. А остальные хлопали Словко по коричневым костлявым плечам и высказывались в том смысле, что «растут люди», «скоро и во флагманы» и «кой с кого фуршет на палубе фрегата, с шампанским и ананасами». Словко скромно посапывал. А когда надел рубашку, показалось, что левый рукав заметно отяжелел (от невесомой-то полосочки!). Словко незаметно ускользнул в туалет и там от души полюбовался в зеркале капитанским знаком отличия.
Правда, шестиугольный вензель над якорем был по-прежнему из узенькой ленты, матросский, поскольку официальных прав капитан Словутский еще не имел (редкое, кстати, явление – без корочек рулевого, а уже капитан!). Но Кинтель сказал верно: корочки – дело недалекого будущего…
Теперь, на улице, Словко смотрел на солнечную щель, заново ощущая радость своего капитанства. Но… долго смотреть – это как бы хвалиться перед собой. Тем более, что на взгорке, на фоне солнечного проблеска и подсвеченных облаков, возник силуэт мелкого пацаненка. (Догадается еще, что хвастаюсь перед собой! Господи, а как догадается? Но все равно, пора домой…)
Словко сделал пару торопливы шагов и услышал:
– Эй!..
В этом «эй» не было ни дерзости, ни нахальства. Наоборот, нерешительность. Наверно, окликнвший просто не знал, как обратиться к длинноногому мальчишке в берете набекрень. Тому, небось, уже лет двенадцать, и говорить такому «мальчик» или «пацан» как-то не с руки, если сам выглядишь первоклассником. А именно так и выглядел тот, кто позвал Словко.
Позвал и… попятился, когда Словко сделал к нему несколько шагов и спросил: «Чего тебе, человек?» «Человек», наверно, звал без особой надежды и ждал, что скорее всего большой мальчишка скажет: «Пошел ты на фиг…»
И вот попятился. И замер.
Словко