Работорговцы. Русь измочаленная. Юрий Гаврюченков
Читать онлайн книгу.
командира разнесли по своим подразделениям Литвин и Карп. Застучали по мостовой копыта и ободья. К Щавелю на муле подвалил Лузга. Исполняя приговор, он выбил табуретку из-под ног московита, а потом запустил руку в котомку и не вынимал, пока всё не кончилось, настороженно зыркая по сторонам.
– Художника всяк обидеть норовит, – ввернул он, косясь на обделавшегося висельника, вокруг которого начинали полётывать мухи.
– Что с обиженными делают, сам знаешь, – обронил Щавель.
– Свой приют для бедных художников он из Вышнего Волочка перенёс. Должно быть, не ужился там.
– Ты знал и не сказал?
– Я думал, ты его за столом зарежешь, – признался Лузга. – А ночевать потом с трупом в доме?
– Мы ж не разбойники, хозяев резать, – смиренно возразил Щавель. – По закону надо, по правде.
– По правде покойный жил, – напомнил Лузга.
Щавель только на виселицу кивнул:
– Он по пользе жил и оттого со временем края перестал видеть. Хорошо, ума не хватило в правду пользу вытянуть, а ведь мог, с его-то размахом… Кабы свинье рога, всех бы со свету сжила.
– Да, ты знатно воздал добром за добро, – как на духу выложил Лузга.
Щавель окинул взглядом старого приятеля, и получилось свысока. Так уж их расставила жизнь, некогда разлучив и установив каждого на своё место.
– Художники натура сложная, – хотел пошутить Щавель, но рядом с неостывшим трупом рачительного хозяина сбился, – вон у них как всё. Свои счёты, свои расклады. Правда, и та своя. А мы люди простые, и правда у нас, как у всех. При столкновении с реальной жизнью оригинальная натура художника зачастую испытывает непреодолимый диссонанс и разрушается в прах.
– Эк ты загнул, по-эльфийски.
– У меня жена из эльфов.
Лузга хлопнул себя по лбу:
– Так вот Жёлудь кто! Я-то смотрю, вроде человек по всем параметрам, а что-то не так.
– Ты ещё не видел, как он из лука стреляет, – сказал Щавель.
– Проверим! – заявил оружейный мастер.
Глава двенадцатая,
в которой пируют пролетарии водного транспорта, а Щавель творит справедливость
За озером Бологое Великий тракт уходил через болота на Рыбинск. Дорога к Вышнему Волочку была совсем гадкой: мокрой в сушь, топкой в дождь и непролазной до схода вешних вод. Двадцать вёрст до Заречья были дорогой конских костей. В этих краях для передвижения во все времена года, кроме зимы, купцы выбирали каналы и реки. Пусть медленнее, зато надёжно и дешевле в десять раз.
В деревне меж двух озёр встали на обед. Трактир не вместил всех караванщиков, многие устроились возле телег.
К Жёлудю словно невзначай подошёл ратник:
– Твой старший-то всегда так дела ведёт?
– Он мой отец, – Жёлудь не спеша прожевал, собрался с мыслями.
– Довольно крутенько начал.
– Он всегда такой.
Ратник удовольствовался ответом и отошёл к своим. Дружинники принялись оживлённо