Гэрэлбей остановился у просторной белой кибитки. Плотная ткань расшита была золотой нитью, и Вита без труда узнала в повторяющихся узорах сложные круги и спирали, символизирующие солнце.

      Хан легко спрыгнул на землю. Посмотрел на Виту и, кажется, понял, что та после скачки просто не в силах пошевелиться. Окованные в кольчугу руки сомкнулись на талии, легко выдернули имперку из седла. Кочевник с вызывающим уважение безразличием проигнорировал чуть не ударившую его по уху змею шипящего белого золота. Не заметил ответное шипение из корзины, что висела на плече медика.

      Вита поспешно навалилась на древко копья: сведенные судорогой ноги, едва коснувшись земли, подогнулись. Она заставила себя выпрямиться. Поправила съехавший в сторону тюрбан.

      – Моя благодарность хану и его скакуну, – сквозь зубы произнесла предписанную обычаем фразу. – Конь этот воистину обгоняет ветер.

      Гэрэлбей смотрел на откинутый в сторону полог.

      – Ты была права, медик империи, – сказал он. – Цветок Солнца хочет с тобой говорить.

      Вите сей факт был очевиден с того момента, когда идущую к стоянке целительницу не расстреляли с безопасного расстояния. Она молча поклонилась хану. В последний момент не удержалась-таки от короткого взгляда на небо. Осторожно придерживая корзину, нырнула в кибитку.

      Внутри было на удивление светло и просторно. Солнце пронзало стены насквозь, заставляя гадать, кто же соткал эту странную ткань. Лучи играли на узорах, золотые тени складывались в знаки и письмена. Кожу грело наполнившей воздух магией.

      Медик низко поклонилась царственным фигурам, что сидели на разбросанных по белому ковру подушках. Это был не полный шаманский круг: в кибитке ждали лишь четверо. И не было ни малейшего сомнения, кто из них являлся легендарной Наранцэцэг.

      Она была стара. Действительно стара. Высушенная временем, со смуглой кожей, испещренной многочисленными морщинами, и седыми косами, столь белыми, что они почти терялись в узорах ковра. Одета она была в платье, цвет которого с трудом угадывался под наброшенными сверху многочисленными золотыми украшениями. В ожерельях, тяжелых браслетах, монистах и серьгах повторялся один и тот же узор: солнце, распустившее подобные лепесткам золотые лучи.

      Но не царский выкуп, носимый в качестве украшений, и даже не знойная обжигающая магия больше всего поражали в старой шаманке. Ее черно-черные яркие глаза. Ее лицо характерной удлиненной формы. Ее острые скулы, резко взмывающие к вискам