Хочется в Италию. Почему?

      Потому что русские любят петь,

      Мне в Пьемонте нравится, а ему

      Лучше на Сицилии жить и млеть.

      Уплыву по Тибру я в Древний Рим,

      Ты меня попробуй-ка отлови.

      А когда окажется, что горим, –

      Спрячусь в виноградниках от любви.

      Хочется в Италию, в тот Милан,

      Где в кафе кричала ты: «Кофе мне!»

      Несмотря на санкции и обман,

      Если есть где истина, то в вине.

      Блок любил Италию, я люблю,

      Бродский хочет праздновать что-нибудь.

      Пусть большое плаванье кораблю,

      У гондолы маленькой – узкий путь.

      Пусть кричат, что выскочка я и хлюст,

      Только в этих окриках слышу фальшь.

      Зимы там бесснежные – это плюс.

      Кто-то бросил яблоко на асфальт.

      Мы все когда-нибудь умрём,

      И даже я.

      Личину нужную сопрём

      У бытия.

      Уткнётся мордой в чёрный пух

      Созвездье Пса.

      Мне будет жаль бессмертный дух,

      Эх, смерть-коса…

      Зачем же косишь всех подряд

      Ты от и до?

      Тебя ведь нет, ты звукоряд

      Без ноты «до».

      Ты сон пустой, металлолом,

      Ты ерунда.

      Мы все когда-нибудь умрём

      Не навсегда.

      С утра кричит «ку-ка-ре-ку»

      Чудак-петух.

      И мелят мельницы муку,

      И дышит дух,

      Где хочет дышит – не указ

      Ему молва.

      Все будут живы – это раз,

      Здоровы – два…

      Я разделился на несколько жизней,

      Но ни одну не прожил до конца.

      Ты становилась взрослей и капризней,

      Я становился похож на отца.

      Ты становилась взрослее и старше,

      Я исступлённо вгрызался в слова.

      Скрипка любимая, та же ты, та же…

      Анненский умер, а скрипка жива…

      Только смычок с ней уж больно курносый,

      Он задавака и, верно, злодей.

      Жизнь разделилась на пару вопросов:

      Стоит ли дальше морочить людей?

      Стоит ли дальше словечки, как поезд,

      В даль уводить с небывалым трудом?

      Жизнь превращается в кожаный пояс,

      Что раскромсали столовым ножом.

      Жизнь превращается в узкие тропки,

      Как бы мне выбрать одну дотемна?

      Мебель и книги годятся для топки,

      Только любовь никому не нужна.

      Ты в Дрездене выходишь из трамвая,

      А я смотрю. И «Егермейстер» крут.

      И осень, в каждом вздохе созревая,

      Диктует мне смиренье и уют.

      В кафе с утра угрюмые германцы

      Торчат, и вместе