«Да, – подумал Даллес, рассматривая фотографию Франка – красивого, опрятного, подтянутого человека, производящего впечатление скорее заправского денди и ценителя искусства, чем нацистского палача. – Уж никак не скажешь, что человек этот причастен к преступлениям на территории оккупированной Польши и массовым казням… Резонируют с описанным в обвинительном заключении и его фразы… «Я внёс предложение положить конец системе концлагерей, и чем раньше, тем лучше. Дальнейшие аресты должны быть прекращены немедленно. Дела лиц, находящихся под стражей, следует проверить узаконенным порядком и разобраться с жалобами в отношении издевательств и надругательств…» «Фюрер, поддержи правозащитников!» «Никогда не должно возникать полицейское государство, никогда! Такое я отрицаю. Как национал- социалист и руководитель немецких правоведов, считаю своею обязанностью выступать против постоянного поношения права и его защитников в любой форме. Я протестую против того, что какое- либо правовое положение подвергается беспардонному критицизму и нападкам…» «Ни одна из империй не существовала без соблюдения законности и прав, а тем белее выступая против них. Народом нельзя управлять грубой силой, жизнь его в бесправном положении немыслима… Недопустимо, чтобы в государстве член общества лишался чести, свободы, жизни и собственности без предъявления ему соответствующего обвинения и судебного разбирательства…»

      Он встал, прошелся по комнате, подошел к окну, из которого открывался вид на Дворец правосудия. Осень упорно не желала приходить, радуя нюрнбержцев вторым и даже третьим бабьим летом. Листья на деревьях уже подернулись желтизной, но, казалось, цвет этот стал следствием не усталости, сухости и недостатка влаги, свойственных флоре в это время года, а палящего солнца и тепла, сжигающих всю растительность будто самым жарким летом. Надо же, подумал разведчик, если бы Франк