Избранная библиография автора (романы):

      «На краю государевой земли»,

      «Фельдмаршал»,

      «Василевс»,

      «Вторжение»,

      «Смута»,

      «Преодоление».

      Предисловие

      Наиболее удивляет в судьбе Понтуса де ла Гарди не то, что он, сын богатого коммерсанта, дошёл до ступеней трона Швеции, а то, что он попал в общее забвение даже среди слишком скромных эрудитов. В 1985 году обошли полным молчанием четвёртое столетие его смерти, и ознаменование этой годовщины осталось неотмеченным: ни конференции, ни выставки. Не меньше демонстрирует его судьба, имя которой – отвага, и воспоминание об одном из тех, кто нёс дальше всех и наиболее высоко талант своей нации.

      Фактически в Минервоис, который в Лангедоке, на его родной земле, знают о нём столь мало, что это будут только линии его жизни и карьеры. Конечно, несколько статей были посвящены ему в научных обществах: в основном они были короткими.

      Однако Понтус де ла Гарди был удостоен большего внимания в предыдущие века. Так большие словари Moréri (1674) и Bayle (1696) уделили ему место, сравнимое с местом одного из де Гизов или Баярда. Справедливо, что для их авторов Понтус принадлежал к новейшей истории, по крайней мере недавней истории. Но если в Швеции его память была увековечена, что было порывом, с которым его потомки поддержали память его имени, то во Франции воспоминание о нём понемногу бледнело и дошло даже до того, что его забывают в Лангедоке.

      Именно к местным историкам возвращается заслуга вновь обнаружить Понтуса де ла Гарди в XIX веке, во-первых, Эдуарда Сенемо (1849), затем Альфонса Махюи (1856). Тогда расцветали научные общества и благодаря им воскрешали региональную славу. Увлечение Понтусом было коротким: мешало много неточностей, это касается и его места рождения, чтобы воспоминание о нём встало на якорь длительно. К этому добавлялось глубокое незнание истории Северной Европы, особенно Скандинавии.

      В 1958 году Клод Жур, думая о том, чтобы указать, где же всё-таки Понтус увидел свет, решил эту задачу поверхностно. Около пятнадцати лет позже барон Раймон де Фурна, далекий наследник брата Понтуса и хранитель документов архивов, до того не разрабатываемых, наконец, после веков двусмысленности, указал на лангедокские истоки знаменитого шведского потомства.

      Georges R. Ph. Pontus de la Gardie. Carcassonne. 1988.

      Глава 1. Монах

      На юге Франции, вдоль побережья Средиземного моря, протянулась благодатная земля. Ещё с римских времен, когда Галлия была провинцией Римской империи, сюда, к этим берегам, приставали караваны судов с изделиями из серебра заморских мастеров, с восточными пряностями и шёлком. Отсюда же, в свою очередь, вывозили лес, пшеницу, вино. И здесь слышался говор на многих языках того цивилизованного мира. Сюда позже, в Средние века, арабские завоеватели принесли высокую культуру, арабское письмо, арабский счёт. За ними появились в этих местах учителя-евреи: пришла наука, суд появился тоже. Свобода мысли расцвела. Упал авторитет святой непогрешимой Церкви…

      Ещё позднее, когда с Пиренейского полуострова арабов вытеснили испанцы, с гор хлынули завоеватели иные: бароны, закон свой клановый всем навязали силой. Но здесь они не задержались, пошли на север Галлии, туда, к Парижу. Культура, лёгкая, арабская, как тонкий слой, покрывший грубую среду, была мгновенно сметена. Вновь погрузилось в дикость всё на многие века.

      Это провинция Лангедок. На востоке она выходит к мелководной Роне, на западе упирается в Пиренеи. Их снежные вершины во все века манили путников, услады ищущих своим