Дождь пришел в городские кварталы,

      Мостовые блестят, как каналы,

      Отражаются в них огоньки,

      Светофоров цветные сигналы

      И свободных такси светляки.

      Тихо радуюсь. Не оттого ли,

      Что любви, и надежды, и боли

      Мне отведать сполна довелось,

      Что уже голова побелела

      И уже настоящее дело

      В эти годы во мне началось.

      И когда, словно с бука лесного,

      Страсть слетает – шальная листва,

      Обнажается первооснова,

      Голый ствол твоего существа.

      Открывается графика веток

      На просторе осенних небес.

      И не надо случайных чудес —

      Однодневок иль однолеток.

      Эй, листва! Постарей, постарей!

      И с меня облетай поскорей!

      Тучей шла сирень, лавиной,

      На заборы надвигалась.

      Это буйство называлось

      Улицею Лакстигалас,

      Улицею Соловьиной.

      Свешивалась через стены

      Гроздью пышной, грузной, пьяной,

      И дворы вспухали пеной,

      Словно глиняные жбаны.

      Кто живет здесь – люди, птицы?

      И ужель в домишках чинных

      Есть под красной черепицей

      Страсти кроме соловьиных?

      Что за слово – Лакстигалас?

      Птичье или человечье?..

      И свободно постигалась

      Сладость чуждого наречья.

      Трудолюбивые пейзажи,

      Возделанная красота.

      И все круглей холмы, все глаже

      И все отраднее места.

      Тевтонский орден и Ливонский —

      Чванливых рыцарей орда —

      В своем ленивом пустозвонстве

      Здесь не оставили следа.

      Зато ремесленные швабы

      И местный работящий люд

      Свои понятья и масштабы

      Навечно утвердили тут.

      Они ценить привыкли место,