Утро после победы. Ариадна Рокоссовская
Читать онлайн книгу.в каждом из которых присутствовала цифра семь. Это, прежде всего, 1937 год, когда доносчики пытались собрать на него компрометирующий материал, обвинив в том, что по его недосмотру мама крестила Эллу. В тот раз ему удалось избежать беды. В 1947 году для представления Сталину на него снова собирали компромат. Но, несмотря на обыски у нас дома, аресты сослуживцев, прослушивание телефонных разговоров и коллекционирование папиных высказываний, желаемых результатов достичь не удалось. Ну и роковой 1957 год, когда Хрущев расправился с отцом, отстранив его вообще от всякой деятельности. Папа был доверчивым человеком. Хрущев расположил его к себе, клялся в вечной дружбе…
«Меня коробит, когда в кино отца изображают этаким истуканом, который даже не улыбается. Он был человеком с юмором, веселым»
Элла Георгиевна: …Просто отец зря связался с политикой. Он ведь политиком никогда не был. Он был кадровым военным, начинал еще в Первую мировую войну. И все эти политические хитросплетения были ему чужды, он ничего в этом не понимал. Но обстоятельства вынуждали, особенно когда он был министром обороны, высказывать свои мнения, оценки. Он подпал под влияние Хрущева, а тот его использовал.
Эра Георгиевна: А до этого Сталин его использовал. Во время войны сталкивал с другими полководцами. Со сколькими людьми, с которыми отец был в прекрасных, дружеских отношениях, Сталин посеял вражду – с Коневым, с Рокоссовским. Действовал по принципу «разделяй и властвуй». А после войны отослал их подальше от Москвы. А ведь у отца были большие планы. Он хотел учесть уроки войны, реабилитировать репрессированных военных, хотел, чтобы советских военнопленных приравняли к участникам войны. Он хотел работать, но не умел угождать. На свою беду, отец был слишком прямолинейным человеком, говорил то, что думал, если был с чем-то не согласен, то спорил. Возможно, дело и в этом. Мы старались его поддержать, переживали за него. На него было больно смотреть.
А как сказалось изменение его положения на вашей жизни?
Элла Георгиевна: В той ситуации мы, конечно, почувствовали, что отношение к нам многих людей изменилось.
Эра Георгиевна: И еще как!
Элла Георгиевна: Нам перестали звонить, старались держаться от нас подальше. Но это, разумеется, не касается самых близких друзей.
А в конце пятидесятых годов я окончила институт, и у меня были проблемы с распределением. Только представьте: после окончания МГИМО мне предложили место корректора в издательстве.
Эра Георгиевна: И я около года не могла устроиться на работу. Хотя у меня за плечами была аспирантура. По дружбе оставили работать на кафедре в институте. Потом стало полегче, но тем не менее мы все равно мало с кем общались. Папа вообще был очень гостеприимным, радушным человеком, но после всего этого он замкнулся в себе, перестал верить людям.
Но тогда он хотя бы мог попытаться постоять за себя. А теперь – не может. Чего только не пишут о нем, чего только ему не приписывают. Все это нас глубоко ранит. Я