«Нам досталась счастливая доля —

      Видеть жизнь сквозь поэзии призму,

      Выпускать птицу – рифму на волю,

      Высекать из сердец своих искру

      И включать в темноте поднебесной

      Строк созвездия, чтобы под вечер

      Звездопадом пройдя и воскреснув,

      Загорались бы душ чьих-то свечи…»

      Безголос, говорю за молчащих.

      И не верую в право своё,

      но никто не отнимет несчастья

      принимать за удачу старьё.

      Как приёмщик утиля, обманщик,

      я свистульку и шарик отдам

      за живой, умирающий, страшный,

      за дворнягу – бездомный диван.

      Надо мной все мальчишки смеются

      и стратеги торговых рядов,

      ну, а я за разбитое блюдце

      им простить и жестокость готов.

      На осколках, обрезках, огрызках —

      прогорающей жизни следы…

      Говорю – будто дую на искры

      чьих-то будней и общей судьбы.

      У поэтов хрустальные души.

      Они бьются порой, как стекло.

      Столь непросто, покой не нарушив,

      Устоять всем напастям назло.

      Это сложно – в бушующем мире,

      Когда ставка судьбы высока.

      И трепещется в сотканной лире

      Лучезарный полет мотылька.

      Сколько длиться шальному полёту?

      Седовласый не скажет мудрец:

      Неподвластно привычному счёту

      Световое биенье сердец.

      Говорят, стихи растут, как розы,

      Незабвенный дарят аромат.

      Это сердца пламенные грёзы

      С небесами песней говорят.

      Как роса на первозданной ноте,

      Бабочка, пылинкой на ветру,

      Словно лебедь белая в полете,

      Тонкой нитью Солнце поутру.

      Говорят, стихи растут, как звёзды.

      След стремится к синей вышине.

      Словно неизбежности помосты

      Млечный путь укажут на Земле.