Если мне суждено не дожить до утра этой ночью,

      Я уйду все равно, раньше срока покину свой дом —

      По цепям фонарей мимо улиц пустых и порочных

      Я уйду поскорей и никто не заплачет о том.

      Далеко-далеко на востоке колышется осень.

      Высоко-высоко диких уток прощальный полет.

      У туманной реки среди бронзово гаснущих сосен

      Все горят огоньки, предвещая крутой поворот.

      Меж обугленных плит те костры шепчут путнику: «Грейся…»

      Дальше город теснит подступивший к окраинам лес.

      Там кричат поезда, там гудят беспокойные рельсы,

      Там слетает звезда с утомленных от жизни небес.

      Я родился – поэт – не на счастье, теперь понимаю:

      Тех времен уже нет, а сегодня иная пора.

      Я, конечно, грешил и у врат недоступного рая

      Упаду я без сил под неласковым взором Петра.

      Я, конечно, уйду – хоть никто никогда не заметит.

      Слышу в жарком бреду октября ненадежную медь.

      Я вернусь к вам опять, хоть на том, нами думанном, свете

      Мне уже не писать, не любить и конечно, не петь…

      О, Боже! Я не стану лгать себе!

      Пусть боль пронзит, но предпочту я правду!

      В угоду обступающей толпе,

      Не буду плакать. Плакать я не стану!

      Я всё стерплю. И правдой освещу

      Свою дорогу в мир добра и света,

      Пред образами я зажгу свечу

      И у тебя решусь спросить совета.

      Как пережить предательство людей,

      Чем окропить открывшиеся раны,

      Когда у торжествующих свиней

      Есть только соль, чтоб сыпать неустанно?

      Терпение Господь вознаградил

      И мне сказал, что отвернуться вправе

      От тех людей, кто бессердечен был,

      И даже речь промолвило расправе.

      Я плакала. О, сколько было их,

      Кто сжёг бы на костре меня, дал яда,

      Была я непохожею на них

      И Богу я ответила: «Не надо!

      Прости их, ведь не знают, что творят!

      Их мозг затмили и корысть, и зависть!

      Не от любви, от жадности горят

      И, подло оправдать себя пытаясь,

      Лишь оскверняют человека лик,

      В аду своих страстей сжигая совесть.

      А у меня – слезой пролился стих

      И, может быть, я выстрадаю повесть.

      И ты, Господь, их вразуми, прошу,

      На миллионы лет работы хватит.

      Две тысячи уже почти прошло,

      С тех пор, как сын твой умер на распятье.

      Неужто он напрасно боль терпел

      И за грехи людей изнемогая,

      Погиб, воскрес и всех прощать велел…

      Но, что же делать дальше, я не знаю

      С грехами тех, кто в спину нож вонзал,

      Плевал мне вслед за то, что я – другая?»

      И мне в ответ тогда Господь сказал:

      «Прости и ты, как я всех вас прощаю.

      Очисти