Мы положили наши пачки в большую тележку (всё-таки хорошо, что мы её взяли) и поклялись друг другу, что никому не скажем, где продаются эти шоколадные сигареты.

      Это навсегда останется нашей тайной. Нам с Тинеке нравится, когда у нас есть тайна. Классно, когда можно что-то не рассказывать мальчишкам.

      Очереди в кассу не было никакой, зато кассирша была очень неприветливой.

      – У вас нет ничего мельче? – спросила она, когда я протянула ей пятьдесят евро.

      Но у нас других денег не было. У мамы вообще не было мелочи, и она сказала, что раз мы идём вчетвером, то ей не страшно дать нам крупную купюру.

      – Никакой мелочи? – прищурилась продавщица.

      Я почувствовала, что краснею. Раз кассирша такая неприветливая, я вообще больше не буду сюда ходить.

      Кассирша что-то пробормотала, взяла мои пятьдесят евро и, порывшись в своём ящике, дала чек и сдачу.

      Я очень обрадовалась, когда мы вышли на улицу. Но Юл меня отругала:

      – Почему ты не пересчитала сдачу? Всегда надо её пересчитывать!

      Мы встали возле входной двери, где за маленькое кольцо обычно привязывают собак (но в тот раз там их не было), и Юл проверила чек и пересчитала деньги.

      Представьте себе, там действительно не хватало десяти центов!

      – Она тебя обманула, – сказала Юл. – Вернись и потребуй свои деньги.

      – Наверняка она просто ошиблась! – возразила я. Возвращаться мне не хотелось, это было слишком неловко – все будут на меня смотреть.

      Тинеке тоже не решилась пойти.

      – Нельзя никому позволять красть твои деньги! – воскликнула Юл. Но сама тоже не захотела спорить с кассиршей и объяснила это тем, что пускай это станет для меня уроком. Но я уверена, что ей тоже было неловко.

      Но мама не ругалась, когда я отдала ей сдачу без десяти центов, и успокоила меня, что в спешке всякое бывает. В следующий раз я должна сразу пересчитать сдачу, а десять центов – это мелочь.

      На