Когда мы вышли в магазин, Калерия Павловна как ни в чем не бывало расплачивалась со Шнеерзоном. Он ей выбил чек в кассе на тысячу рублей, и тетка Сталин удалилась, весьма довольная.

      – Я как-нибудь к вам зайду, – пообещала она.

      – Заходите, всегда вам рады, – улыбался вслед Шнеерзон.

      Как только за теткой Сталиным закрылась дверь, Костик подошел к Шнеерзону.

      – А вы знаете, кем она была в прошлой жизни? – небрежно спросил он.

      – Наверное, акулой. Есть в ней что-то хищное, – улыбнулся Шнеерзон.

      – Вы почти угадали. Она была Сталиным.

      – Кем? – Шнеерзон побледнел.

      – Иосифом Виссарионовичем.

      – Где Си?! – взвизгнул Шнеерзон и кинулся в подсобку, а мы побежали на склад.

      Си нигде не было. И тогда я, нарушая инструкцию, запрещавшую мне покидать пост, побежал в «Инкол».

      Си сидела за столиком и курила. Перед нею стоял почти допитый графинчик водки и рюмка.

      Он подняла на меня глаза.

      – Вот так, Джин. Доигралась…

      – Да что ты… Ну, подумаешь… – неуверенно сказал я.

      Я подсел к ней и обнял за плечи, а она положила голову на мое плечо и заплакала.

      – Бля, что же я наделала… – шептала она.

      Глава 3. Мачик

      Вот что было странно: мы все чувствовали, что произошло нечто непредсказуемое и опасное, но на самом деле – почему нам так казалось? Что особенного произошло?

      Ну, жила эта тетка Калерия Павловна целых пятьдесят лет с душой тирана, если Си не ошиблась, к слову сказать, или тетка не сумасшедшая. А вдруг чары Сигмы на нее не действуют, а паранойя налицо?

      – Да?! – возмутилась Сигма, когда я высказал такое предположение. – Это вы с Костиком только слышали ее ответы, а я же его видела! Усатого, во френче! С трубкой! Видела своими глазами!

      Было ощущение гигантского государственного недосмотра. Как же так: умер вождь и тиран, его положили в Мавзолей, потом оттуда вытащили, цацкались с ним – то возносили на щит, то низвергали, кучу бумаги извели… А в это время его душа спокойненько отсиживалась у какой-то неизвестной никому тетки, учительницы черчения?

      С одной стороны это доказывало полнейшую свободу души, как оно и должно быть. А с другой – оставалось какое-то чувство несправедливости. Как же так? За что боролись, так сказать? Получалась какая-то совершенно излишняя демократия в распределении душ.

      – А если бы он в вошь переселился? – высказал мечтательное предположение Костик. – Мог?

      – Выходит, что мог, – подтвердил я.

      – Так зависит от этой души что-нибудь или нет?! – вскричала Си. – Сталин-вошь! Это тогда должна быть какая-то чудовищная, совершенно выдающаяся вошь!

      – Не обязательно, – сказал Костик. – Только в сочетании с конкретной оболочкой. Возьми воду. Налей ее в клизму. И возьми Тихий океан. И там и там – вода…

      – Душа