В бой идут «ночные ведьмы». Ританна Армени
Читать онлайн книгу.
Рассказ весьма патриотичен, и в то же время он полон иронии, в нем соседствуют ненависть и мудрость. Здесь есть дружба. И еще здесь есть откровенное стремление к равенству с мужчинами – оно так сильно (и это не просто риторика), что достигается ценой жизни.
Я чувствую, что, записывая ее историю, очень легко потерять равновесие, не донести мудрость «ночной ведьмы» – задать ее рассказу неправильный алгоритм. Здесь есть все составляющие, чтобы сделать из этой истории агиографический[6] рассказ. Стоит лишь поставить акцент на героизме и патриотизме. Но здесь есть и все составляющие для того, чтобы получить историю страдания, горя и человеческой жестокости. Тогда Ирина и ее подруги окажутся невольными участницами событий, навязанных им другими людьми, жертвами обстоятельств – чьей-то направленной жестокости: женщины, по натуре своей мягкие и милосердные, были вынуждены стать безжалостными и неумолимыми. Но это не так.
Два месяца я билась над вопросом, который (я это понимаю) кому-то может показаться несущественным. Но все не так просто – этот вопрос смыкается с другим, не менее важным. Я слушала, как умная, тонкая, пребывающая в здравом рассудке женщина рассказывает о войне, о своей войне. Когда она говорила, меня не покидала мысль: если ее не станет, никто уже не сможет услышать эту историю из первых уст. Мы с Элеонорой, возможно, – последние, кому удалось воспользоваться такой привилегией. При этом я понимала, что память, даже самая крепкая, избирательна – она что-то вычеркивает, а что-то сохраняет и расцвечивает.
И снова у меня перед глазами встает опыт двух писательниц. Кэтрин Мерридэйл, английский историк, написавшая книгу «Иванова война»[7], взяла интервью у двухсот солдат Красной армии и показала, насколько сильно могут влиять на память внутренняя цензура, с одной стороны, и идеология – с другой. Память хранит только то, что хочет или может. Или то, что помогает жить. Вторая писательница – все та же Светлана Алексиевич. Исследуя женские воспоминания о войне, она также отмечала избирательность памяти – ее страхи и отрешения. Мне казалось, что Ирина абсолютно уверена в своих воспоминаниях – в ее рассказах так гармонично сочетались страдание и патриотизм, самоотверженность и трезвая оценка событий! Но один вопрос так и остался для меня открытым: если память избирательна, и это общее правило, то какими бессознательными или осознанными механизмами она производила свой отбор в данном случае? Сколько всего утаила, или задвинула в дальний угол, или посчитала несущественным? Теперь это мое дело – уважительно и осторожно восполнить части рассказа последней «ночной ведьмы», восстановить события, происходившие не только с ней, а с целой группой девушек. Восстановить, взяв за основу захватывающее повествование, хранимое памятью Ирины.
Рискованная и трудная задача.
Звонит телефон. Это Констанция, моя четырехлетняя внучка. Она кричит в трубку, подобно глуховатым старушкам, не понимающим, что
Агиография (
Catherine Merridale “Ivan’s war”.