Бортник подошел к старику:

      – Сейчас все сбегутся из разных сел, из разных мест.

      – Первый хоровод, Бортята. Девки верят – коли не попляшешь, снег не сойдет. Чем веселее и гульливее, тем лучше, сам знаешь.

      – Да, старики говаривали, кому не нравится ни радость, ни утешение, тот не любим и сам вовсе не любил.

      Они пошли к подножию холма, к ним подошла женщина и протянула особые хлебцы13.

      – Зерно из последнего снопа запечь не забыли?

      – Что ты, Добрита.

      – Так разносите всем.

      – И я пойду, пора и мне, – проговорил бортник.

      – Опять за своим медом? – кричала вслед ему голосистая баба, уперев руки в боки. – Говорят, ты его не только в избе, но и в лесу запрятал? Где это? Уж не в дуплах ли? Подумаешь, велика ценность! Какое сокровище! Русалок приворожить хочешь? Да на тебя ни одна лешачиха и не посмотрит.

      – Ничего ты не понимаешь! У меня такой мед, что после него даже и тебе целоваться захочется. -И бортник подмигнул, да так, что все лицо его скривилось.

      На холме взад-вперед бегали дети, топча и тревожа землю. От того сползал снег, журча ручьями, обнажая мокрую и теплую Ярилину горку.

      – Хорошо бы еще меду на праздник.

      – А где Бортята, куда пошел Бортята? Хмельная голова кругами вела его к лесу.

      – Отойти-ка к лесу, – проваливаясь в талый снег, бортник прислонился к дереву, – тут покойнее. Глупая баба. Мой мед… у меня такой мед, что от одного глотка – ну все сразу видишь, все понимаешь. Воткак выпьешь… Хорошо