Золотце ты наше. Джим с Пиккадилли. Даровые деньги (сборник). Пелам Вудхаус
Читать онлайн книгу.
не проблеснет ли хоть легчайший признак в дружеском общении с Одри, свидетельствующий об измене Синтии, я не обнаруживал ни единого. Напротив, я испытывал огромное облегчение, мне казалось, опасности нет ни малейшей. Я и не представлял себе, что смогу испытывать к Одри такое ясное чувство, такую легкую спокойную дружбу. Последние пять лет мое воображение столько раз воскрешало воспоминания о ней, что я воздвиг некий сверхчеловеческий образ, какую-то богиню. То, что я испытывал сейчас, было, конечно, естественной реакцией на то состояние души. Вместо богини я увидел общительную женщину, и мне представлялось, будто это я сам, простой силой воли отвел Одри разумное место в моем жизненном укладе.
Наверное, не слишком умный мотылек придерживается таких же взглядов на горящую свечу. Влетая в пламя, он поздравляет себя с тем, как здорово он выстроил отношения, на отличнейшей основе, полной здравого смысла.
И вот, когда я чувствовал себя ясно и безопасно, грянула беда.
Была среда, мой «полувыходной», но за окнами лил дождь, и бильярд в «Перьях» не настолько манил меня, чтобы отшагать две мили. Я устроился в кабинете. В камине потрескивал приветливый огонь, и темноту освещало лишь поблескиванье углей. За окном шуршал дождь, ровно попыхивала трубка. Все вместе, да вдобавок мысли о том, что, пока я блаженствую, Глоссоп сражается с моим классом, навевало на меня задумчивый покой. В гостиной играла на пианино Одри. Музыка слабо долетала через закрытые двери. Я узнал мелодию. Интересно, вызывает ли она и у Одри те же воспоминания, что и у меня? Музыка смолкла. Я услышал, как открылась в гостиной дверь и в кабинет вошла Одри.
– Я и не знала, что тут кто-то есть, – сказала она. – Я замерзла. А в гостиной камин потух.
– Проходи и садись, – пригласил я. – Ты не против, что я курю?
Я подвинул для нее кресло к камину, ощущая при этом определенную гордость. Вот я наедине с ней, а пульс у меня стучит ровно, мозг холоден. Передо мной мелькнул образ Настоящего Мужчины – сильного, хладнокровного, железной рукой контролирующего свои эмоции. Я упивался собой.
Одри посидела несколько секунд, глядя в огонь. В самой середке черно-красного угля плясали тоненькие язычки пламени. За окном слабо завывал ураган, и струи дождя хлестали по стеклу.
– Тут так уютно, – произнесла она наконец.
Я вновь набил трубку и разжег ее. Глаза Одри – я увидел их на миг в свете спички – смотрели мечтательно.
– А я сидел тут и слушал твою игру. Мне нравится последняя вещь.
– Тебе она всегда нравилась.
– Ты это помнишь? А помнишь, как однажды вечером… нет, ты, конечно же, забыла.
– В какой вечер?
– О, да ты не помнишь. Однажды вечером, когда ты играла именно эту мелодию… в студии твоего отца.
Одри быстро подняла глаза.
– А потом мы сидели в парке.
Я выпрямился.
– Мимо еще прошел человек с собакой, – подхватил я.
– С двумя.
– Нет, с одной.
– С двумя. С бульдогом и фокстерьером.
– Бульдога я помню, а… честное слово, ты права! Фокстерьер с черным пятном над левым