Платону показалось, что он попал в племя к аборигенам. Вокруг костра валялись какие-то тряпки, пустые банки от тушёнки, обглоданные собачьи кости. В другой стороне он увидел много разобранных картонных коробок – спальных мест. Он изо всех сил изображал отсутствие удивления и брезгливости. Артём накинул на голову полотенце, напомнив Платону девочку Алёнушку с шоколадки или монахиню в платке с вырезом для лица. Он еле сдержал смешок.

      – Это апостольник?

      – Что?

      – Предмет одежды православной монахини.

      – Неверующий, а про какой-то апостольник знает. Я просто не хочу заболеть. Бетинка начнёт тогда со мной возиться как с писаной торбой и не пустит на рыбалку.

      Ксанка протянула им две консервные банки с каким-то горячим напитком.

      – Чай с липой. Не боитесь, не отравитесь.

      – Я тебе доверяю, мать. А то останешься здесь с собачатиной до весны, – произнёс Артём, отпивая из «кружки».

      – А, это, страшная история, конечно, вышла.

      – А ну, Плат любит всякие истории, поведай.

      – Эти дикие оголодалые псины набросились на Татку, когда она искала место для толчка.

      – Какой ужас! И что с ней?

      – Похоронили вчера.

      – Что-то вы не очень расстроены, – удивился Артём.

      – Да она была та ещё тварь! И сидела за убийство, – вмешалась в диалог Лизка, казашка, – Я застрелила тех псин, приготовила из них наподобие плова. Ульянка когда узнала, начала кричать про то, что в этих псинах остатки Татки, что-то про каннибализм. А ночью взяла и утопилась.

      – Что-то вы не очень расстроены, – повторил Артём, поправляя полотенце на голове.

      – Да она та ещё шизофреничка была! Кто топится в конце октября, холодно же? И как говорится, избавились от слабых звеньев.

      – Лизку ничем не удивишь, – подтвердила Ксанка, шурша фантиком от конфеты.

      – Это чёрный юмор такой? – решил Платон, что они шутят.

      Лица Ксанки и Лизки оставались непроницаемыми.

      – Тебе могилы показать?

      – Похоже, что вы не шутите.

      Они захохотали.

      – Смотри, купился! – указала на него пальцем Ксанка.

      – Ага. Не боись, это не те собаки, а другие. Это мы над Ульянкой пошутили, а она поверила. Но фиг с ней, мы бы с ней по миру пошли, та ещё была истеричка.

      – Вот теперь они говорят серьёзно, –