Нас могут краешком лучей услышать Звёзды

      И тайну нашу разнести Селена…

      Тогда любовных мыслей гроздья

      Известны будут всей Вселенной.

      Я жил тобою, друг! Сейчас

      Забыто всё, и я спокоен…

      Так ветеран, прошедший войны,

      Тоски, быть может, гонит час.

      Когда вручишь ты наконец

      Мне символ нашего союза —

      Свободной музыки венец?

      И да простит нам наша муза

      Мгновенья творческих грехов.

      Святые дни, когда желали

      Мы добрый скипетр Богов,

      Давно ушедших, и витали,

      Как Ангелы во власти снов.

      Нам жизнь большое начертала

      И жребий гласный указала:

      Твори, поэт иль музыкант,

      Природный ум, твори умело

      И, делая таланно дело,

      Сжигай себя, как славный Дант.

      Всё так и эдак, всё в насмешке,

      В глумлении и нервной спешке

      Вершает женщина дела.

      Плетёт ли сеть или злословит,

      Мужчину глупого ли ловит —

      Она по-прежнему мила.

      Пленяет страстно и надёжно

      И носит смело дерзкий взгляд,

      Умом блеснёт, где только можно,

      Любови приготовит яд.

      С холодным чувством откровенья

      Она мутит покой и сон,

      В хандру впадает переменно —

      Веков так было испокон.

      Позвольте молвить: «Так и будет».

      Над нею божества печать.

      Она Всевышнего осудит

      И будет вечно вдохновлять.

      Тебе – любимице Амура,

      Моя прелестная Лаура,

      Я шлю невидимый убор.

      Когда-нибудь московский двор,

      Увидев сей венец восточный

      На белоснежных завитках,

      Воскликнет злобно: «О Аллах!»

      Людей сомкнётся круг порочный,

      Чтоб шаг безбожницы карать

      И путь к Христосу указать.

      Но тут (о, чудо!) Невидимку

      Тебе лишь стоит повернуть —

      И всё: толпа увидит дымку,

      Твой лёгкий след и к Солнцу путь…

      Когда ж, явившись в град пустынный,

      Ты обратишь свой милый взор

      К предмету памяти невинной

      Иль бросишь искренний укор

      И скажешь мудростью восточной,

      Меня страданием обняв,

      И властью мысли непорочной

      Сразишь, бальзам так и не дав…

      Ах, полно, славная Зулея

      И пери девственной красы,

      Молчу, страдаю, но не смею

      Глаголом верным простоты

      Сказать о чувстве безнадежном

      И в страхе глупом и мятежном

      Влачу тоскливые часы.

      Минуты скучные считаю

      С