Уходит век. Борис Штейн
Читать онлайн книгу.
далее. Эти поля всегда имели свои специфические ландшафты – такие яркие, что для национальной специфики там места не оставалось. И только государственная политика негласного национального сдерживания не давала мне и мне подобным полностью забыть о своем «изъяне» и подталкивала нас друг к другу.
Первые освоенные мной еврейские анекдоты как раз относились к этому сдерживанию, к этой вялой, но неиссякаемой дискриминации:
– Гол забил Гершкович.
– И защитали?
В отделе кадров.
– Вы нам подходите. Как ваша фамилия?
– Абрамович.
– Знаете, я ошибся. Это место занято.
– Скажите, а может быть, мой друг подойдет? Его фамилия Хаймович.
– Нет-нет.
– А другой друг? Гуревич.
– Скажу вам откровенно: никого с фамилией на «ич» мы не возьмем.
– А на «ко»?
– Пожалуйста.
– Коган, заходи!
Смешно. И грустно. И это «смешно и грустно» стало приобретать для меня черты некоего национального характера, носителями которого были евреи Одессы, Эстонии, Литвы, Молдавии, думаю, что также Белоруссии и Украины, но с ними я не сталкивался близко. Видимо, этот национальный характер родился и выжил в тех местах, где исторически евреи жили компактно: в местечках, за чертой оседлости, где по сей день в семьях звучит идиш, где ходят в синагогу хотя бы за мацой на пасху и говорят с акцентом – чаще всего – нарочно, с юмором, например, вместо «не знаю» – «я знаю?».
А в Биробиджане – «их вэйс?»
– Рабинович, почему вы отвечаете вопросом на вопрос?
– А почему бы мне не отвечать вопросом на вопрос?
Я полюбил еврейский акцент, особенно, когда изюминкой является именно интонация.
Идут два еврея мимо здания КГБ в Ленинграде. Один смотрит на «Большой Дом» и тяжело вздыхает.
Другой говорит:
– Он мне будет рассказывать!
– Вы знаете, вашу жену имеет весь город!
– Вы знаете, вашу тоже!
– Да, но все-таки!
Товарищеский суд.
– Вы обозвали Рабиновича дураком. Извинитесь.
– Как я должен извиниться?
– Скажите дословно: «Рабинович не дурак. Извините».
– Рабинович не дурак? Извините!
Еврейство стало меня увлекать. Не зная ни Ветхого, ни Нового Завета, ни истории, ни Торы, я интуитивно вошел в неглубокое озеро советской еврейской субкультуры. Будучи офицером, принимал участие в еврейской самодеятельности: читал свои стихи, в частности, ту самую «Интернатскую балладу», о которой уже упоминал и которую скоро приведу здесь полностью. Позже год проработал в Камерном Еврейском музыкальном Театре – завлитом (на самом деле – кем-то вроде пресс-секретаря и рекламного агента). Там на бесконечных репетициях и спектаклях я впитывал в себя еврейские мелодии – и «Хава нагила», и «Золотой Иерусалим», и многое другое. Но думаю, что причиной этого моего увлечения явился