Джейкоб заглядывает мне через плечо.

      – Ха! – говорит он. – Этот смайл – прямо ее портрет.

      Надо отдать французам должное: они просто повернуты на десертах.

      По дороге к следующей съемочной площадке нам попадаются: магазинчики шоколада, четыре витрины с маленькими кексами, украшенными так замысловато, что они напоминают произведения скульптора, множество тележек с мороженым и бесчисленные витрины с маленькими круглыми и очень яркими пирожными. Они называются странно – макароны – и пахнут розой, карамелью, черникой и лавандой.

      Мама покупает коробку макарон и протягивает мне одно, приятного солнечно-желтого цвета. Я пытаюсь сосредоточиться на пирожном и забыть о том, что внутри у меня до сих пор все дрожит, а сердце колотится от тревоги.

      Когда я надкусываю макарон, хрупкая лепешечка трескается, и внутри оказывается нежный крем с лимонным вкусом.

      – Ты прямо как местная жительница, – говорит Полин. – Тебе нужно еще попробовать эскарго.

      Мама с папой хохочут, и это меня жутко нервирует. Я начинаю приставать с расспросами, но мама, похлопав меня по плечу, только улыбается.

      – Тебе лучше не знать.

      А папа нагибается и шепчет мне прямо в ухо: «Улитки».

      Очень надеюсь, что он шутит.

      – Ну, вот мы и пришли, – объявляет мама. – Люксембургский сад.

      – Почему вы так это называете? – ворчит Джейкоб. – Не думаю, что вы понимаете смысл этого слова.

      В чем-то он прав. Этот сад выглядит так, как будто при его создании использовали сложнейшие математические формулы.

      Ряды больших деревьев, подстриженных как по линейке, словно гигантские зеленые стены сходятся к огромному дворцу. Песчаные дорожки разрезают газоны на странные геометрические фигуры. По краям лужаек растут стриженые розовые кусты, и повсюду полно статуй. Трава такая короткая и ровная, что я так и вижу, как садовники, стоя на коленях, стригут ее маникюрными ножницами.

      Мама сворачивает налево, на тенистую тропинку, мы следуем за ней. Под ногами скрипит утоптанный песок. Вдруг мама резко останавливается и, лукаво улыбнувшись, усаживается на скамейку.

      – Хотите послушать историю? – спрашивает она тихо, а голос у нее такой вкрадчивый, что становится жутко.

      И тут же мы все, как по команде, обступаем ее. У мамы всегда была особая власть над людьми. Такую рассказчицу, как она, все готовы слушать, вытянув шеи.

      Даже Полин не удается скрыть интерес. Она слушает, а ее рука ползет к воротничку. Сегодня так уже было несколько раз. Может быть, нервный тик? –