Щит и меч. Вадим Кожевников
Читать онлайн книгу.
Белова, когда тот делился с ним своими сомнениями:
– Да вы не расстраивайтесь, это не раздвоение личности, а очевидная способность воспринимать цвет и форму. В научной работе эмоциональное восприятие разнообразных явлений природы столь же естественно, как в любом другом творческом процессе, а творчество – всегда исследование со множеством неизвестных.
Инструктор-наставник сказал как-то:
– Из тебя, Белов, возможно, Репин получился бы, если бы ты по этой линии пошел. – И, вздохнув, пожалел: – Скорей бы канитель с империализмом кончилась! Не будет войн – каждый человек на земле сможет в полной мере развить свои способности.
Когда Белов очень удачно написал портрет одного замечательного советского разведчика, начальник отдела товарищ Барышев, внимательно посмотрев на портрет, потом на Белова, заявил:
– Какие у нас люди талантливые, а? – И добавил для ясности: – И он, и ты. – И еще уточнил: – Но тебе, Саша, до него, – кивнул на портрет, – еще много тянуться надо. – Спохватился: – Но ты сильно нарисовал. – Сказал виновато: – Извини, друг, но даже в нашем клубе на стену повесить – не разрешат. Товарищ снова на задании. – И постарался утешить: – Будь уверен: придет время – пожалуйста, хоть в Третьяковку.
– Это что ж, при коммунизме?
Барышев задумался.
– Не обязательно. Но где-то на подходе…
Александра Белова знали букинисты. В день получения стипендии – сначала на рабфаке, потом в институте – он отправлялся на поиски редких репродукций. Воскресенья проводил в Третьяковке, в Музее изобразительных искусств. На каникулы уезжал в Ленинград, ежедневно к открытию приходил в Эрмитаж, уходил почти последним.
То, что он теперь был лишен возможности рисовать, наполняло его томительной тоской, он ощущал почти физическое недомогание, которое объяснял тем, что ему пока ничего не удалось здесь сделать. А между тем информации, поступавшие от Иоганна Вайса, в совокупности с другими данными, точно свидетельствовали: над Советским Союзом нависла грозная опасность.
– Ты хорошо зарабатывал, когда торговал картинами? – как всегда неожиданно, проскрипел Штейнглиц.
Вайс разгадал эту провокационную манеру: самой конструкцией вопроса коварно поставить человека в такое положение, будто о нем все уже известно, интересуют только частности, – вот как сейчас. Много ли он зарабатывал! А то, что он торговал картинами, – это, мол, для майора несомненно.
– Нет, – сказал Иоганн. – Я никогда не торговал картинами. Инженер Рудольф Шварцкопф, брат штурмбаннфюрера Вилли Шварцкопфа, был коллекционером, и по его заказу я делал плафоны для специального освещения картин, а когда я их устанавливал, господин Рудольф находил время, чтобы объяснять мне достоинства принадлежащих ему полотен.
После длительной паузы Штейнглиц произнес, не разжимая губ:
– Эта картина из «Пакет-аукциона» оказалась подделкой. Пришлось ее выбросить!
– Виноват, господин майор! – с облегчением согласился Вайс, понимая, что Штейнглиц подготовил эту версию на случай, если